Перчатки Ариадны - Анна Летягина Страница 13

– Крутой рисунок – поздравляю с победой! Заслужила! И студия, в которой будешь учиться, тоже крутая.

Перед Викой, будто из ниоткуда, появляется рыжеволосый парень в клетчатой рубашке, с веселой россыпью таких же рыжих веснушек на лице. Вика узнает в нем Тёму из шестого «Б». Того самого, за которым, как она от кого-то слышала, уже давно «бегает» Тата: присылает ему то валентинки, то сообщения, только вот он все равно ее не замечает. Что такого в этом Тёме, что самой Тате он не дает покоя? На вид – обычный мальчишка. Вике становится вдруг любопытно: может, у него какие-то необычные увлечения или другие интересные особенности? Чем-то ведь он привлек Тат у.

– А откуда ты знаешь, что эта студия крутая?

– Просто нам в художке о ней рассказывали. Наши преподы говорят, что, если мы окончим художку с хорошими оценками, сможем поступить в эту студию и попасть сразу на третью ступень. Без экзаменов!

– Понятно. Слушай, если ты учишься в художке, почему не нарисовал что-нибудь для выставки, не участвовал со своей работой сегодня?

– Да как не нарисовал? Как не участвовал? Вон же висит мой «Лесной пейзаж». Вера Федоровна выбрала его для выставки. Ты не видела? Пойдем, я покажу тебе.

Тёма ведет Вику… к тому самому рисунку, на котором, если смотреть вблизи, – скопление точек: они напоминают рассыпанные по Тёминым щекам и носу веснушки, только эти – одинаково рыжие, а те, нарисованные, – разноцветные.

– Не подходи так близко. Надо смотреть издалека – тогда увидишь лес.

– Я знаю. Видела этот рисунок, но не прочитала имя и фамилию внизу. Значит, это твой? Очень необычный! Как ты научился так рисовать? Это ведь сложно, наверное?

– Мы на нескольких занятиях в художке проходили такую технику, но никому она не понравилась. Никому, кроме меня. Знаешь как она называется? Пуантилизм.

– Пуа… что?

– Пуантилизм. От французского слова «точка». В общем, я решил, что буду пуантилистом. Да и преподы сказали, что у меня хорошо получается.

– Значит, ты пуантилист? Ничего себе! А ты теперь только так рисуешь? Или как все, по-обычному, – тоже?

– По-обычному – тоже, конечно. Без этого ты никак не сдашь экзамены в художке. Там надо по-всякому уметь.

Вика отходит подальше от рисунка, чтобы снова рассмотреть его. Вроде бы лес как лес, похожий на любой другой. И на тот, что рядом с домом Вики, в котором… Присмотревшись, Вика замечает вдруг, что стволы деревьев образуют треугольник – точно так же, как в том самом месте, где тени мучили Аду. А в центре этого треугольника – красные и желтые пятна-вспышки. Пожар! Почему она раньше не заметила всего этого, когда в первый раз подходила к рисунку? На фоне яркого пламени начинают проявляться знакомые черты лица. Ада! Лицо ее искажено от боли и страданий, из глаз текут слезы, крупными каплями скатываясь по щекам. Рядом с темными стволами деревьев постепенно проступают такие же черные силуэты. Тени! Вика видит, как рот Ады то открывается, то закрывается, – она пытается выкрикнуть какие-то слова, но не может.

В конце концов Вике каким-то чудом удается распознать по движениям ее губ послание: «Спаси меня! Мне очень плохо! Пожалуйста, поменяйся со мной местами ненадолго! Мне нужно попасть в твой мир. Только там я смогу хоть немного отдохнуть от страданий, повидаться с Милой».

Вика, прикрыв рот ладонью, чтобы сдержать рвущийся наружу крик, в панике поворачивается к Тёме.

– Вик, ты чего? Нечисть какую-то там увидела, что ли? Я вроде ничего такого не рисовал, – с усмешкой говорит Тёма, подмигнув Вике.

– Да я… так, ничего. Просто вспомнила кое-что. Слушай, а почему ты вдруг решил нарисовать именно пожар в лесу?

– Пожар? Где ты там огонь разглядела? Я только лесное озеро нарисовал и деревья вокруг него.

Но она же видела полыхающее пламя, сотканное из красно-желтых точек. Показалось? И Ада, и тени рядом с ней – все это будто было там только что, она так отчетливо это видела! Да, но ведь в первый раз этого не было. Вика снова, уже в третий раз, смотрит на рисунок. И теперь перед ней – только то, что описал Артем:

гладко-зеркальная поверхность лесного озера и обрамляющие его стволы деревьев. Больше – ничего.

– Мне просто показалось. Наверное, если слишком долго смотреть на такие рисунки…

– …можно еще и не такое увидеть – это точно! Слушай, а расскажи про свой рисунок. Ты же самоучка, так?

– Да, выходит, что так.

Тёма с Викой подходят к ее работе.

– Слушай, а ведь они и вправду как живые: и девочка, и котенок. Как ты научилась так рисовать сама? У нас и в художке не все так могут.

Вика не знает, что ответить. Почему-то ей совсем не хочется врать Тёме. Возможно, она просто устала выдумывать то, чего нет, поэтому не может произнести ни звука сейчас? Как же легко говорить правду! Не нужно подбирать слова и краснеть от стыда. Но если не врать, то придется тогда рассказать все с самого начала: про Аду, перчатки, тени из мира мертвых. Нет, к этому она точно не готова. Если ей до сих пор не хватило смелости даже бабушке рассказать обо всем из-за страха, что она просто не поверит ей… Что уж говорить о Тёме, которого она знает всего лишь полчаса! Он и сам не поверит ее рассказу про такие вот «чудеса», и перед другими ребятами потом может высмеять ее и выставить глупой выдумщицей. К тому же он заинтересовался Викой только потому, что она, как он думает, хорошо рисует и при этом научилась сама! Нет, пока что правда должна оставаться за семью печатями.