Удивительная история одной феи. Книга 1 - Вупи Голдберг Страница 12

— А почему вы ставите «Щелкунчика» летом? — спрашиваю я, а сама тем временем поглядываю на часы. Протянуть еще двенадцать минут, и я буду спасена.

— Многие из наших девочек танцуют во взрослой постановке «Щелкунчика», поэтому на рождественские праздники нам трудно организовать концерт. Вот мы и включили танец Феи Драже в летнюю программу. — Он приподнимает бровь. — Еще вопросы есть?

Он раскусил мою хитрость. Я качаю головой.

— Отлично. У тебя будет красивое белое платье, все в блестках — твоей маме наверняка понравится, — а твой танец откроет программу выступления старшей группы. Ясно? Тогда начнем.

Я надеюсь, что другие девочки выйдут, но они садятся на пол и не сводят с нас глаз. Эпата скрещивает руки на груди.

Мистер Лестер показывает мне исходную позу: я должна замереть в центре сцены, раскинув руки, в одной руке я буду держать волшебную палочку. Это я могу. Туры у меня получаются плохо, но когда надо стоять неподвижно, тут я просто талантище.

Потом надо сделать шассе налево. Шассе направо. Мистер Лестер показывает мне движения, и я повторяю за ним. Пока все нормально.

— А теперь ты делаешь четыре тур шене налево, — говорит мистер Лестер и, пятясь, отходит подальше. Сразу видно, что он прекрасно помнит, как выглядят туры в моем исполнении.

Я делаю один оборот. Второй. Третий. И падаю вверх тормашками.

Эпата что-то шепчет Бренде. У меня горят щеки. Я беру себя в руки и стараюсь не глядеть на бывших подруг.

— Ты не забываешь держать точку, Александрита? — спрашивает мистер Лестер.

Ничего я не забываю — точки у меня в глазах уже так и прыгают. Я киваю.

— М-да… — говорит он, потирая подбородок, — тут нам придется повозиться. Что ж, пойдем дальше.

К концу занятия мы успеваем пройти первую часть моего танца. Всякий раз, когда дело доходит до туров, у меня начинает кружиться голова и я все делаю неправильно.

— М-да-а… — говорит мистер Лестер, вновь поглаживая бородку. — На сегодня хватит, девочки. Потренируйтесь дома.

Девочки встают. Никто из них на меня не смотрит — никто, кроме Джессики. Она потихоньку улыбается мне, не ехидно, а так, словно ей за меня неловко. Может быть, она из-за своей ноги знает, каково это — делать все неправильно.

С этого дня каждое занятие делится на две части. Вначале мы полчаса работаем у станка и делаем упражнения, а потом разбиваемся на две группы и учим танцы. Чудовища всегда танцуют первыми. У них с каждым разом выходит все лучше.

— Отлично, Джерзи Мэй! — восклицает мистер Лестер. Даже у нее дела идут лучше с каждым днем.

А у меня все наоборот. У меня дела идут все хуже.

Я так и не научилась делать туры. Я могу повторить танец за мистером Лестером, но, танцуя в одиночку, я забываю нужные движения. Если я замечаю на себе взгляд кого-нибудь из девочек, я начинаю нервничать и делаю еще больше ошибок.

— М-да-а… — раз за разом повторяет мистер Лестер и потирает подбородок так часто, что того и гляди, скоро сотрет бородку до основания.

Я пытаюсь репетировать дома. Но как я могу репетировать, если не помню движений?

Мне нужно научиться делать туры на прямой линии, поэтому я пытаюсь проделывать их в нашем коридоре и врезаюсь то в одну, то в другую стену. Когда я сбиваю картину, мама наконец срывается:

— Это что такое, Александрина?!

— Мне нужно репетировать, чтобы подготовиться к концерту, — отвечаю я.

Мама ворчит про себя, но вслух не говорит ничего. В последние дни у нее плохое настроение. Шквала заказов мы так и не дождались. В Нью-Йорке полно театров, да, но и костюмеров, как выяснилось, тоже хватает. По ночам я слышу, как мама тихо разговаривает по телефону с тетей Джеки. Когда я спрашиваю, нельзя ли нам ненадолго слетать в Эппл-Крик, мама отвечает, что мы можем тратить деньги только на самое необходимое. Впрочем, тут же добавляет она, деньги — это ее забота, так что мне не о чем волноваться. И хорошо, потому что мне хватает волнений по поводу танца, и ни на что другое нервов уже не остается.

Субботнее занятие проходит особенно плохо. Мистер Лестер просит меня исполнить весь мой номер с самого начала. Я становлюсь в правильную позу и стою неподвижно, как положено. Но потом я совершаю глупость: я открываю глаза и вижу в зеркале девчонок, сидящих за моей спиной. Они смотрят на меня. Все движения выскакивают из моей головы. Я ничего не помню. Я стою неподвижно.

Мистер Лестер выключает музыку.

— Идите, девочки, нам с Александриной нужно поговорить, — говорит он. Девочки выходят, с любопытством на меня оглядываясь.

— Знаешь, Александрина, я начинаю думать, что мы зря дали тебе роль Феи Драже, — говорит мистер Лестер. — Как по-твоему, ты сумеешь выучить весь танец целиком?

У меня начинает щипать в глазах. Я сердито моргаю.

— Не знаю, — говорю я.

Мистер Лестер участливо на меня смотрит.

— Подумай, пожалуйста, и ответь мне во вторник. Поговори со своей мамой. Если ты не хочешь танцевать фею, мы найдем тебе какую-нибудь другую роль. Например, ты можешь лежать в кроватке во время «Танца чудовищ» вместо девочки из младшей группы.

Я с ужасом думаю о том, что он сказал. Если я соглашусь с ним, вся школа узнает, что мне пришлось отказаться от роли Феи Драже потому, что я отвратительно танцую.

Все будут надо мной смеяться. И мама расстроится. Она-то уже принесла домой наряд феи и ушила его мне по фигуре. И даже спорола старое кружево и блестки, заменив их новыми.

Но если я все же буду танцевать этот номер, то и подавно выставлю себя на всеобщее посмешище. Что бы предпочла мама — чтобы ее дочь была трусихой или чтобы она опозорилась перед полным залом?

— Я подумаю, — обещаю я мистеру Лестеру. Но на самом деле я уже все решила. Надо только как-нибудь сказать об этом маме.