Печенька, или История Красавицы - Жаклин Уилсон Страница 12

– Красавица, ты просто прелесть! – сказала мама и погладила меня, как будто я – Лили.

– Никакая не прелесть, – ответила я.

– Нет, правда, ты очень хорошенькая!

Я поднырнула под ее руку и посмотрелась в зеркало – у мамы в комнате зеркало во весь рост.

Я надеялась на чудо, но чуда не случилось. Из зеркала на меня смущенно смотрела низенькая толстушка с локонами-пружинками, в голубой блузке с оборочками и тесной белой юбке. Отражение затуманилось, потому что у меня на глазах выступили слезы.

– Мама, я выгляжу просто тупо!

Я показала отражению язык и прошлась по комнате вперевалочку, по-клоунски топая черными лакированными туфлями.

– Перестань, солнышко! Ты очень хорошо выглядишь. Разве что туфли не очень подходящие. Надо было купить тебе для праздника туфельки посветлее. Белые… Или серебряные?

Мама вдруг бросилась к шкафу – там внизу были сложены обувные коробки. Мама вытащила пару серебряных туфель и победно ими взмахнула.

Я подумала, что у нее с головой не все в порядке.

– Мама, как я их надену? Это же твои туфли, они мне велики!

Но когда я их примерила, туфли оказались почти впору. Страшно подумать – уже сейчас у меня ноги размером почти с мамины! А когда вырасту, будут совсем огромными? Придется на самом деле носить клоунские башмаки, длинные, как батоны.

– Тебе очень хорошо! – сказала мама.

– Но они на каблуках!

– Каблучки совсем маленькие. Представляешь, как другие девчонки будут завидовать!

Я задумалась.

– Ну ладно… А как в них ходят?

Я сделала шажок и чуть не грохнулась.

– Ответ: с трудом! – крикнула я, цепляясь за маму.

– Ничего, ничего, просто надо потренироваться, – сказала она.

Я походила по маминой комнате, потом проковыляла в свою, обошла мамину с папой ванную, мамину гардеробную и комнату для гостей. По дороге один раз упала и два раза подвернула ногу.

– Пожалуй, каблуки все-таки не лучший вариант, – сказала мама.

Но я взмолилась, чтобы она мне разрешила в них пойти. У нас в классе больше никому не разрешают носить туфли на каблуках, даже Скай.

Каким-то чудом, когда пришло время ехать к Роне, папа еще не вернулся с гольфа. Меня отвезла мама в своей маленькой фиолетовой машинке «Форд Ка». Машину папа подарил маме на десятилетие свадьбы. Сиденья в ней были обтянуты фиолетовым бархатом, а сзади сидели два лохматых фиолетовых медвежонка. Они обнимали друг друга лапками, и на мордочках были вышиты глупые улыбки, чтобы все поняли, что это влюбленные. Я точно знала, что мама терпеть не может фиолетовый цвет, но она все равно добросовестно ахнула, когда увидела машину около дома, перевязанную широкой атласной фиолетовой лентой, как огромное пасхальное яйцо.

Мама села за руль, а я устроилась на заднем сиденье рядом с обнимающимися медведями. Мы выехали заранее и все равно опоздали на десять минут, потому что мама водит очень медленно и осторожно. Ни за что не свернет, пока не убедится, что вокруг ни одной другой машины. Она еще и заблудилась пару раз.

– Прости, маленькая! До чего же я бестолковая, – сказала мама, когда мы наконец подъехали к дому Роны.

У калитки была привязана большущая гроздь голубых и розовых шариков, чтобы издали было видно: здесь праздник. В окне гостиной мерцали розовые фонарики. Толпы девочек бегали, махали руками и танцевали. Музыку из машины было слышно. В окне мелькнула Скай – она отплясывала чечетку, откинув за спину длинные шелковистые волосы.

У меня все свело внутри.

– Что-то мне не хочется на этот праздник, – сказала я.

– Ну что ты, Красавица! – Мама сжала мою руку. – Увидишь, будет очень весело.

Я дошла до крыльца, покачиваясь на каблуках, и нажала кнопку звонка. Рона мгновенно открыла дверь, улыбаясь, как будто именно меня ждала. На ней были топик в красную полоску и короткая черная юбочка. И губы накрашены ярко-красной помадой! Правда, она немножко размазалась в уголках.

Я сказала:

– Рона, с днем рождения! Ты такая красивая!

Рона хлопала глазами, глядя на мои локоны-пружинки.

– Ой, Красавица, ты сегодня совсем другая! – Тут она поперхнулась. – Ты тоже чудесно выглядишь!

Рона окинула взглядом голубые оборочки и белые складки, а потом раскрыла рот в неподдельном восторге – это она увидела мои туфли.

– Ой, какие ту-уфли! Мне мама запрещает носить каблуки, даже самые низенькие, пока мне не исполнится тринадцать. Везет тебе!

Я гордо перешагнула порог, стараясь не споткнуться.

– Вот, это тебе! – Смущаясь, я протянула подарок.

Я его сто лет заворачивала. Рона не схватила его и не сунула куда-нибудь в угол. Она осторожно взяла сверток, погладила серебряную бумагу и розовую атласную ленточку.

– Рона! – крикнула Скай из комнаты. – Иди сюда скорей, тут песня начинается «Я не хочу танцевать»!

– Иду, сейчас, – ответила Рона.

Она развязала ленту и аккуратно ее смотала. Бережно развернула обертку. Сначала взяла три серебряных браслета, надела их и взмахнула рукой, чтобы они зазвенели. Потом приложила к себе розовую футболку с серебряной надписью «Принцесса» – в самый раз, мол. Раскрыла книгу и вежливо заглянула внутрь.

– Спасибо тебе, Красавица! – Рона улыбнулась накрашенными губами. – Чудесные подарки!

– Я так рада, что они тебе нравятся!

Мы стояли и улыбались друг другу. Мне хотелось остановить это волшебное мгновение, чтобы не надо было идти в комнату, к остальным. Но Скай снова стала вопить. Рона скорчила рожицу.

– Пошли! Ух, что будет, когда все увидят твои невероятные туфли!

Каблуки сначала никто не заметил. Все таращились на мои волосы. Скай, подбоченившись, сделала вид, будто остолбенела от удивления. Юбка у нее была еще короче, чем у Роны, а черный топик открывал плоский живот. Она нарисовала чернилами звездочку вокруг пупка – выглядело почти как настоящая татуировка.

– Караул, кто это? Пугало огородное, Уродина в кудряшках!

Потом она принялась насмехаться над моей блузкой: подергала бант у ворота и сказала, что ее бабушка себе точно такую же блузку купила за десять пенсов на дешевой распродаже. Эмили с Арабеллой так и закатились.

– Помолчи, Скай, – сказала Рона.

Но Скай заткнуть никому не под силу.

Я повернулась к ней спиной и подошла к дивану. На нем сидел целый эскадрон плюшевых медведей, тесно прижавшихся друг к другу мохнатыми боками.