Собака, которая спасла мир - Росс Уэлфорд Страница 12

В последние пару лет кругом только об этом и говорят: Риск Передачи Заболевания. В школе вечно твердят – РПЗ то, РПЗ сё. Что в этом хорошего, так это то, что стоит кашлянуть в классе – и тебя немедленно отправляют домой.

В прошлом году у дверей каждого класса начальной школы Марин-Драйв повесили по диспенсеру с антисептиком для рук. Думаю, это стало новым законом.

Так что одна из моих задач в Сент-Вуфе – следить за санитарными ковриками и антисептиками для рук в карантинной зоне. Санитарные коврики – это влажные пористые коврики, об которые нужно вытирать ноги, когда входишь в карантинную зону и выходишь из неё, а карантинная зона – это место, где содержатся больные собаки.

В общем, всё это случилось через несколько дней после нашего первого визита к доктору Преториус в Купол.

Сначала я налила дезинфектант на санитарные коврики, а потом пошла в карантинную зону проведать Дадли: у него болел живот. Он оказывался там не впервые, так что я не особо волновалась. Если помните, он успел пожевать на пляже дохлую чайку, и я думала, что это всё могло быть из-за неё.

Он сидел за заборчиком из рабицы, доходившим мне до подбородка. У входа стояли резиновые сапоги и перчатки, которые я надела, прежде чем войти. Дадли слабо завилял своим хвостиком крючком.

– Привет, смешной старикан! – сказала я. – Тебе лучше? – Обычно я позволяла Дадли облизать мне лицо, но с собаками в карантине это запрещено, так что я просто почесала его по пузику. В резиновых перчатках вышло не так хорошо, но ему, кажется, понравилось.

Несколько дней назад на него приезжала посмотреть одна семья: они, возможно, собирались забрать его себе, но, думаю, сочли его слишком уж страшненьким.

«Девчушке он показался милым, – сказал викарий, – и она сказала своей маме что-то на китайском. Потом они долго разговаривали, я не понял о чём – только папа показывал на глаз Дадли, на зубы и на ухо, а потом они ушли».

Бедный уродец Дадли! Я подумала, как маленькая китайская девочка влюбилась в него, а потом её папа сказал, что он чересчур странный.

В глубине души, однако, я почувствовала огромное облегчение. Я знаю, что собаке лучше жить с семьёй, чем в Сент-Вуфе, но я бы не вынесла, если бы Дадли забрали.

Я внимательно оглядела его. Судя по виду, бедный пёсик чувствовал себя не очень хорошо. Он почти не притронулся к еде, но попил воды и сходил в туалет в лоток с песком, который я вымыла и продезинфицировала – сделала всё верно, в соответствии с правилами. Потом я немного покидала ему обслюнявленный теннисный мяч, но Дадли не проявил особого энтузиазма, к тому же я ударила мячиком слишком сильно, и он перескочил за забор и укатился, так что игру пришлось прекратить.

Я выходила из карантинной зоны, с санитарными ковриками я закончила до этого и как раз хотела наполнить диспенсеры (в которых было пусто), как вдруг передо мной возникла Сасс Хеннесси. Она слегка встряхнула волосами и встала, положив одну руку на округлое бедро.

– Приве-е-е-е-ет! – сказала она, но в глазах у неё не было ни капли тепла.

– Привет, Саския, – ответила я.

– Я только что говорила Морису, что теперь тут реально классно, – сообщила она.

Морису? Морису? Никто не зовёт викария Морисом, кроме моего папы, который с ним сто лет знаком. Все остальные зовут его викарием или преподобным Клегхорном. Хотя для Сасс было весьма типично называть его по имени. Я уже была раздражена, но дальше оказалось ещё хуже.

– Старая стрёмная псина, – сказала она, наклонив голову и изображая жалость. – Было бы куда добрее просто усыпить его, ты так не думаешь?

Вот оно: злое замечание, о котором я говорила раньше. У меня ушло несколько секунд на то, чтобы осознать: она говорит о Дадли. Дадли – моём втором любимом псе во всём Сент-Вуфе! Я почувствовала, как моя челюсть ходит вверх-вниз, но не произнесла ни звука.

– Ты в норме, Джорджи?

– Да, я нормально, Сасс. – Но это было не так. Я была в ярости. В тишине я наполнила диспенсеры, сняла перчатки и выдавила немного геля на руки, со злостью втирая его, пока Сасс просто стояла рядом. Потом я сняла резиновые сапоги.

– Слушай, я не хотела сказать…

– Ты знаешь, что тут так не делают. Так зачем вообще говоришь такое? – Я была в ярости.

– Но если он очень больной и старый…

Я громко рявкнула:

– Он не настолько больной и не настолько старый. Ясно?

Я видела, что Саския слегка ошарашена. Она тихо сказала:

– О-о-оке-е-ей, – и я подумала, что в кои-то веки взяла над ней верх.

Она наклонилась и опасливо подобрала обслюнявленный мячик Дадли, который укатился к двери. Потом она протянула его мне, и мне пришлось сказать:

– Спасибо. – Это было что-то вроде странного предложения мира.

Я повертела мячик в руках, глядя, как она уходит, а потом швырнула его обратно Дадли и захлопнула за собой дверь в карантинную зону.

Придя на свой пост, я по-прежнему злилась. Рамзи ждал меня, держа на руках Бена, джека-рассела – любителя поогрызаться, который пытался облизать моему другу лицо.

– Смотри! – засмеялся Рамзи, до смерти гордый. – Я завёл друга!

– И правда завёл, – сказала я. – Хороший мальчик, Бен! – И дала псу ткнуться мордой в мою руку. А потом прошлась по приюту, погладив перед уходом каждую из собак.

– Пока, викарий! – сказала я, потянув на себя большую дверь.

– До свидания, сержант Сантос и рядовой Рахман! – ответил викарий, снова отдавая честь. – Неплохо потрудились!

Вот и всё. Ущерб был причинён. Я начала Конец Света.