Ураган в подарок - Анна Игнатова Страница 11

– Ой, да что ты, я вовсе не про Мишу! – поспешно проговорила Голубева, скорее отметая от себя такие подозрения. – Я совсем другое… Я думаю, знаешь, классно было бы поехать совсем одним…

– В смысле? Нам с тобой вдвоем, что ли? – опять не поняла Смирнова. – А зачем? Компанией-то веселее…

– Да нет, – перебила непонятливую подругу Маша. – Я имею в виду – без взрослых. Ну, без Олега Борисыча. Он, конечно, замечательный и вообще… ну, классный тренер… Но у нас же не тренировка сейчас. Мы же просто отдыхаем, да? Чего за нами присматривать? Мы же не маленькие уже… С паспортами все…

Машин голос звучал все тише. Пригрелась Маша в спальнике, засыпала.

– Ну да, без взрослых, как же… – вздохнула Катя. – Тебя же первую не отпустил бы папа, сама знаешь.

Маша уже ничего не ответила, только вздохнула.

– Маш, – позвала через пару минут Катя. – Маша, слушай, а тебе… ну, нравится кто-нибудь из наших?

Тишина.

– А мне нравится, – не дождавшись ответа, тихо сказала Катя. Так хотелось сказать это вслух! Пусть Маша спит, так даже лучше. И Катя стала тихонько рассказывать спящей подруге, кто ей нравится и почему.

Не все, конечно, забрались в палатки. Ложкин остался восстанавливать костер. Ракитин и Гольдина спустились к берегу. Через несколько минут за ними решительно последовал Ромка. Уговор дороже денег.

– Небо чистое, Боренька…

– Слушай, Даш, – смело начал Ракитин, решивший не дожидаться вечера воскресенья. – А тебе кто больше…

– А вода теплая, как ты думаешь? – Гольдина уцепила Ракитина за руку и потянулась к воде. – Ай, какая теплая… Давай купаться?

– Ну, в принципе… – Ракитин крепко держал за руку Гольдину и думал примерно так: «Сейчас отпущу – сразу искупаешься! Ты целовалась с Рябиной или нет? Если целовалась… все равно не отпущу!»

Лягушки тарахтели, как трактора. Оглохнуть можно. Пахло июньской рекой и дымом. Еще сиреневым небом пахло и кругляшком луны в окошке туч… Откуда тучи-то взялись? Чисто было!

– Я где-то читала, если искупаться в полнолуние нагой, – зашептала прямо в ухо Ракитину Гольдина, – то обольешься лунным светом и станешь колдуньей…

Ракитин от этого шепота вдруг совсем размяк, едва на ногах стоял. Он уже почти забыл про уговор с Ромкой…

– Сейчас купаться – самое оно! – гаркнули у них за спиной. – Ракита, подай пример!

От сильного толчка размякший Борька не удержался, сделал три шага и оказался в реке Лисьей. Правда, неглубоко, по щиколотку. Это так, один смех, а не купание. Ромка и засмеялся.

И Гольдина захихикала. Потеряв руку Бориса, она ухватилась за руку Ромки и теперь стояла рядом с ним, мило улыбаясь.

Ромка понимал, что переборщил. Он освободил свои пальцы от цепкой гольдинской хватки, по-петушиному захлопал руками по бокам и тоже прыгнул в воду, еще и поглубже Бориса.

– Ну что же: мы в воде, а она на берегу? – подмигнул он другу. – Непорядок! А ну-ка, Дарья, подь сюды!

Оба схватили Гольдину за руки и втянули в реку.

– Ай, куда, кроссовки, кроссовки! – верещала Дарья. – Дураки, кроссовки промокнут новые! Придурки, я не хочу! Стоп-игра!

Но даже стоп-игра не помогла. Никакие законы не действовали, кроме закона мужской дружбы и солидарности. Договорились искупать Гольдину, значит, надо искупать! Извини, Гольдина!

– На глубину! – взревел Рябинин грозным рыком командира подводной лодки.

Гольдина взвыла сиреной.

И тут, в ответ на ее визг, началось что-то невообразимое…

Вдруг, отвечая Гольдиной, взвыл ветер. Да какой! Будто самолет завел двигатели. В одно мгновение поверхность реки смялась и пошла морщинами. Вода под чудовищным напором прогнулась вниз, как прогибается чай в чашке, когда на него дуют. Сосны склонились, как луговая трава…

– Ребята, что это? – прошептала Даша, стоя по колено в воде. – Ребята…

Затрещало сверху. Отломилась пышная сосновая верхушка и, подхваченная на лету остервенелым порывом, шлепнулась на воду в метре от ребят, обдав их брызгами с головы до ног. Вот и искупались…

– Ей-богу, это все из-за Лакина, – бросившись к лагерю, выговорил Рябинин. – Взяли на свою голову… Лакин, черт, прекрати!..

Затрещало сзади. Сосна падала, выворачивая пласт земли, на котором стоял Ромка. Как по горке, он съехал по земле, вставшей на дыбы, на ствол и уселся на нем, как на сивке-бурке…

– Лакин!.. – повторял он в каком-то ступоре. – Лакин, прекратить! Эй, эй, эй!..

Вопль «эй» относился уже к Ложкину, который удирал от падавшего на него дерева. Как заяц. Макс сигал зигзагами по поляне, оставаясь на траектории падения ствола. Дерево падало медленно, цепляясь сучьями за соседние сосны и таща их за собой. Ветер взвизгивал и улюлюкал.

– Вправо, вправо, ко мне! – надрывался Ромка. С тем же успехом можно было шептать или просто молчать. Слышно было только треск деревьев, рев ветра и шум веток. Природа перевыполняла план по лесоповалу.

– Что это, что это, что это, – как заведенная, шептала Гольдина, оставаясь в воде. Боря был рядом. Он ничего не понимал и не знал, что делать. Никогда в жизни он такого не видел.

– Из па-ла-ток! – орал Ложкин, упрыгавший от одной сосны и залезший на поваленную другую. – Вон из па-ла-ток!

– Боже мой, что же это, что же это… – на одной ноте зависла Гольдина.

Боря притянул ее к себе и вдруг влепил пощечину. Она охнула, они оба отмерли и бросились на берег. Наткнулись на Ромку. Он полз на четвереньках обратно к реке.

– К палаткам надо! – заорал Борис ему в лицо. – Наши-то!..

– Иии-эх!! – залихватски взвился ветер и намертво прибил всех троих к лежащей сосне.

– Ползем, – жестом показал Ромка, – за мной.

Они поползли. Вдвоем. Гольдина осталась у дерева, у самого корня, наполовину спрятавшись под него. Еще два ствола упали сверху поперек этого. Получился навес.

– Сиди тут, – показал ей кулак Ракитин, уползая.

– Что за хрень?.. – бормотал Ромка. – Вот ведь хрень… Борька, ты здесь? – нащупывал он руку Ракитина, звать было бесполезно – не услышит.

– Берегись! – дернул Ракитин Ромкину ногу и ткнул пальцем вверх.

Теперь деревья валились со всех сторон. Ветки и щепки летели осколками. Одна острая зараза вонзилась Ракитину в руку повыше локтя, как копье. Он завопил и выдернул щепу, забыв, что делать этого ни в коем случае нельзя. Стало ужасно больно.

Едва откатились в сторону, успели. Накрыло, но не стволом, а кроной. И стало тише. Как в комнате, когда прикрыли дверь, как в закутке среди шумного веселья.

– Йииии-эхх! – бушевал ветер в безумной удали и выкашивал лес, выдирал с корнем. Земля тряслась.