На грани (сборник) - Надежда Смаглий Страница 11

Вдруг она узнала эти бумажки, сотни раз пересчитанные и оттого ставшие такими дорогими! Женщина обомлела. Да это же деньги! Она недоверчиво посмотрела на полку – металлической банки на месте не было – пусто! Жгучая боль, словно надвое располосовала грудную клетку, и она, почти задыхаясь, упала на колени и завыла в голос. Женщина ползала в полумраке, шаря руками по земляному полу, пытаясь отыскать целые бумажки. Но находила только обгорелые клочки. Тогда она вытряхнула остатки пепла из ведра и, не увидев ни одной целой бумажки, снова завыла, теперь не от физической боли. Деньги, которые она собирала годами, превратились в пепел…

Слёзы катились по щекам и она, вытирая их грязными ладонями, мотала головой из стороны в сторону и била, била кулаками по земляному полу. Потом, отказываясь верить глазам, снова и снова разгребала кучки остывшего пепла, пытаясь почувствовать под пальцами привычный хруст драгоценной бумаги. Но всё тщетно…

И долго выла женщина, словно опалённая огнём волчица, зализывая страшные раны и оглядывая своё разорённое логово. Потом притихла. Устало откинулась на бочонок с соленьями и застыла, глядя в самый тёмный угол и изредка всхлипывая. Прошло немало времени. Вдруг она резко поднялась и бросилась в дом.

Санька проснулся, но встать не решился – руки и ноги дрожали то ли от слабости, то ли от страха. Он точно знал, где сейчас мать, и ждал, понимая, что наказания не избежать. Рука почти не болела, видимо, лекарство ещё действовало. Жалел ли он о своём поступке? Себя точно не жалел. Он заслужил любое наказание. А маму…

На веранде послышались быстрые шаги, и Санька вытянулся в струнку – ну, вот и всё!

Мать ворвалась в комнату, хлопнув дверью так, что зазвенели стёкла. И, словно наткнувшись на невидимую преграду, остановилась, глядя на смертельно-бледного сына. А Санька смотрел на маму и словно уплывал в далёкое прошлое…

Растрёпанные волосы, грязное в чёрных разводах лицо, опухшие глаза и прожигающий насквозь взгляд – мама сейчас была такой же, как в тот день, когда ушёл отец. Тогда глупый малыш Санька думал, что она превратилась в Бабу-Ягу и страшно боялся. Прошло несколько лет – он повзрослел и того страха больше не было. Теперь он жалел маму, только не понимал, чего она медлит? Почему не кричит, не бьёт его? Санька лишил её самого дорогого, чем жила она все эти годы и должен быть наказан. Он был готов к любому наказанию! Но мама стояла молча, и ему стало страшно.

– Я хотел, чтобы вернулся отец, – прошептал Санька, – он ушёл, потому что ты деньги любишь больше, чем нас. Но это же только бумага. Что в ней такого ценного?

– Это не цветные фантики, в ней мой каторжный труд, – просипела мать.

– Нам с отцом не нужен такой труд. Нам нужна ты! Отец любил тебя. А тебе нужны только деньги!

Мать словно кто-то ударил сзади! Ноги подогнулись, и она рухнула на стоящий рядом стул. Злости больше не было. Вообще ничего не было – пустота. Она смотрела на сына, не испытывая никаких чувств: ни раздражения, ни ненависти, ни любви. И вдруг! Сражая сознание своей мощью, на неё обрушился смысл сказанных слов. Её сыном. О ней.

Ей хотелось крикнуть, что это – неправда! Что она тоже их любит, и деньги нужны для… И тут во взгляде промелькнуло сомнение и растерянность. А для чего и для кого нужны деньги, если одного любимого человека она потеряла и только что чуть не потеряла второго. Но это же деньги – её сила и уверенность в будущем дне!

«В каком дне? Какое будущее без мужа и сына…» – промелькнула мысль, горячо буравя и испепеляя мозг, словно скомканную цветную бумагу из синей банки…

Боль опоясывала грудь, будто кто-то невидимый сжимал её в холодных объятиях. Мать молча встала, и ушла в свою комнату.

Весь вечер и всю ночь Санька лежал в кровати – рука болела сильно. Он пил таблетки, которые оставил врач. Засыпался и снова просыпался. Было такое ощущение, что время остановилось. В доме – тишина. Под утро он не выдержал, встал и вышел в прихожую. Подошёл к спальне и слегка потянул дверь. Она была закрыта изнутри. Раньше мама никогда не закрывалась. Санька испугался и выскочил во двор. На улице было ещё темно и тихо, не кричали даже петухи. Он побежал в палисадник и заглянул в спальню. Тусклый свет ночника слабо освещал комнату. Мама лежала лицом к окну, глаза её были открыты, губы изредка кривились. Казалось, она хочет засмеяться и заплакать одновременно. Санька вздохнул и пошёл в дом.

Утром встал пораньше и сам сделал перевязку. С трудом напоил и накормил скотину. Сел на крыльцо летней кухни, чтобы видеть мамино окно, и задумался. Со стороны огорода в кустах послышался шорох и оттуда как тень выскользнул Прошка.

– Привет! Я почти всю ночь не спал, еле дождался утра. Встал и сразу к тебе. Ну как, зашили руку?

Санька молча кивнул.

– Вот я вчера струсил! Огонь горит, везде пепел, ты лежишь весь в крови – мрак!

Прошка замолчал, видя, что друг никак не реагирует на рассказ – значит, дело плохо! Он сел рядом.

– Сань, я так переживал. Думал, вдруг тебя мать сильно побила. Надо было сразу сказать, что мы вдвоём придумали! А так получилось, что я сбежал, как трус.

– Ничего не надо. Никто меня не бил, – Санька с тоской посмотрел на окна маминой комнаты – там было темно и тихо.

– Сильно ругалась?

– Не ругалась.

– Ка-ак? Совсем? Ну, ничего себе! Вот это повезло, так повезло! – подскочил от радости Прошка и потёр руки.

Санька посмотрел мрачно.

– Чего радуешься? Маме плохо!

Друг сразу притих и вспомнил, как прошлый год у мамы «прихватило сердце». Они с папой так переживали и боялись за неё. Но всё обошлось.

– Сань, а ты скорую вызывал? – спросил он шёпотом.

– Нет.

– Так может надо, вдруг…

Прошку даже передёрнуло от страха, что по его вине может умереть Санькина мама.

– Не надо скорую, она не болеет. Переживает. Из-за денег.

– А-а-а… понятно-о – протянул Прошка, хотя ему совсем непонятно было, как можно из-за денег так переживать, что не вставать с постели? Даже если денег много. Мама с папой никогда не переживают. На днях он бежал в магазин и потерял «огромную сумму»! Но папа только посмеялся, видя слёзы, и сказал: «Запомни, Прохор, мужики не плачут! А бумага, даже самая ценная, вообще ни одной слезинки не стоит».

Потом дал ещё денег. Мама, правда, поворчала, но немного. Вечером они смеялись над сыном и называли растеряшей.

Прошка вздохнул и снова посмотрел на друга. Тот сидел, подперев голову руками, и смотрел вдаль, словно хотел сквозь огромное пространство разглядеть своего отца – единственного человека на свете, который сейчас ему был так нужен.

– Сань, может, тебе чего помочь? Как ты с одной рукой – тяжело же!