Ловушка - Майте Карранса Страница 11

— Так ты этому учишься?

Цицерон начал защищаться глупо, безо всякой стратегии.

— Но я ведь не захватил добычи, не убил дракона и вообще ничего не сделал!

Голос Эрнесто прозвучал сурово:

— Цицерон! Помолчи!

Цицерон умолк. Родителям было безразлично, что он говорит или думает, их не интересовали ни его друзья, ни обязательства, ни даже последствия его действий. Их главным удовольствием было упиваться собственным красноречием.

— Какое твое… другое имя?

Цицерон опустил глаза, не зная, выдавать ли свое тайное «я» или хранить его в секрете.

— Раэйн.

Леонора с легкой дрожью в голосе спросила его:

— И кто ты? То есть я хотела узнать, в кого ты играешь?

Раз они дошли до этого, Цицерону уже было все равно.

— Я эльф-охотник.

— Дневной или ночной?

Эрнесто уставился на жену.

— Какое это имеет значение?

Леонора не к месту вздохнула.

— Оказывается, все не так уж плохо, — прошептала она, — с учетом всех обстоятельств.

Эрнесто не понял, что хотела сказать жена.

— Каких обстоятельств?

Леонора перешла к обороне.

— Эльфы хороши собой. Я хочу сказать, что они не уродливы.

— Все они уродливы! Эта игра сама по себе чудовищна!

Леонора не придерживалась столь радикальных взглядов.

— К сожалению, Эрнесто, нравится тебе или нет, эльфы изящны, особенно ночные.

Цицерон своевременно вставил слово:

— Я ночной эльф.

Однако родители не обратили на него внимания и продолжали спорить между собой.

— Эльфы-охотники изящны? А ты знаешь, сколько у этих изящных существ должно быть ужасного оружия?

— Я знаю, что говорю. Как-то раз я выходила в Интернет, чтобы больше узнать о волшебном мире и тому подобных вещах.

— Ты этим занималась?

— Разумеется, мне нужны были сведения, и я ознакомила тебя с ними. Я же тебе говорила…

— Но я ведь не знал, что ты добыла их из первых рук!

Цицерон хотел улизнуть, воспользовавшись удобным случаем, но его остановили.

— Куда это ты?

— Я… вы спорите… я не хотел мешать. Я только, я…

Цицерон так и не придумал правдоподобной отговорки.

— Садись и слушай, разговор еще не окончен.

Это не предвещало ничего хорошего.

— Чего вам еще надо? Я потерял своих друзей, все считают меня предателем.

— С этим покончено, — изрек Эрнесто.

— С чем покончено?

— С игрой. Caput, finito. [11]

Цицерон стал задыхаться, чувствуя себя так, будто ему отрубили голову и та покатилась и упала в корзину под гильотиной.

— Вот так сразу!

Леонора, грызя ногти, краем глаза взглянула на палача.

— Иначе нельзя. Если положить этому конец одним махом, будет не столь больно.

— Как это отвратительно!

— Ты должен стать обычным ребенком.

— И заниматься обычными делами, как остальные дети твоего возраста.

Цицерон рвал на себе волосы, думая, что у него остался лишь один выход, который родители сами ему и подсказали. Демагогия.

— Хотите, чтобы я принялся за наркотики? Вы этого хотите?

Родители умолкли и оцепенели.

— Если вы не знаете, то именно такими «обычными» делами занимаются остальные дети моего возраста, когда остаются одни.

Цицерон привел родителей в небольшое замешательство и продолжал в том же духе. Он застиг их врасплох.

— Или вы предпочитаете, чтобы я забухал?

Родители обменялись красноречивыми взглядами.

Цицерон попал в самую точку. В действительности, он был единственным сыном среди их друзей, который не напивался допьяна субботними вечерами.

— Хотите, чтобы я демонстрировал все, на что способен, пил прямо из горла и угодил в полицейский участок? Вы этого хотите?

Тут Цицерону следовало бы придержать язык, однако он, вдохновленный успехом, пошел дальше и перегнул палку.

— Или чтобы я устраивал скандалы, дал кому-нибудь по физиономии и поджигал контейнеры с мусором?

Цицерон распалялся все больше. У него здорово получалось.

У Леоноры сверкали глаза, а Эрнесто поглядывал на него искоса.

Родители ведь этого хотели? Они делали из Цицерона учителя риторики, а он им преподнес хороший урок демагогии. Однако он проявил фатальную нерешительность, раздумывая, не пригрозить ли тем, что он станет бомжом, террористом или самоубийцей.

Они перехватили инициативу и начали бичевать его.

— Нет.

— Не сбивай нас с толку.

— Цицерон, не неси чушь!

— Эта игра высушила у тебя все мозги.

— Скажем откровенно: это ПОРОК.

Цицерон был вне себя от ярости. Им нужны пороки? Они их получат!

Его карающий перст уперся в объемистый карман Эрнесто.

— А ты чем занимаешься? Куришь!

— Он взрослый, — Леонора рьяно бросилась защищать мужа.

Ситуация осложнилась. Цицерону не удалось разобщить их, он не сумел вывести их из себя, и оба родителя дружно набросились на него.

— И что же? Может, я жаловался на Эрнесто за то, что он отравляет мне легкие?

— Да прекрати же!

— А Леонора играет в карты!

Мать не стала дожидаться, когда муж начнет защищать ее. Она тут же перешла в наступление.

— Я играю со своими подругами.

— И что из этого? Это порок, дурной пример. Мне надо было подать на тебя в суд, написав представителю по защите прав несовершеннолетних, что ты подбиваешь меня играть в карты тоже, но я прощаю вас обоих, я ведь не такой злопамятный!

Родители на мгновение умолкли, и им потребовалось целых секунд десять, чтобы возобновить разговор. И они возобновили его в царственном множественном числе.

Родителей не интересовало, кого будут услаждать их голоса. Они были готовы на все. Отвратительно!

— Очень хорошо. До сих пор МЫ держали себя в руках, однако НАШЕ терпение не безгранично. МЫ тебя учили брать на себя ответственность. МЫ с тобой беседовали и решали все вопросы демократично.

Цицерон вставил слово: