Макс - Джеймс Паттерсон Страница 11

— Я тебе говорю, что это нельзя убивать!

Грубый голос с сильным акцентом просачивается в мой практически полностью отключившийся слух. Немного прихожу в себя, и тут же мозг снова обжигает боль в крыле. Еще немного — и не сдержусь, начну криком кричать или, как минимум, завою.

— Смотри, оно живое, — говорит робиот-з, — только низкоэнергетическое.

Ничего себе им словарный запас заложили.

— И окровавленное.

— Конечно, окровавленное. Мы же это подстрелили, чтобы с неба достать.

Да уж, стихами они не говорят, но хотя бы общаются. По сравнению с шахматным компьютером — уже прогресс.

Как бы мне ни нравилось слушать, как они меня обсуждают, решаю, что это пустая трата времени. Открываю глаза и покашливаю.

Я лежу на полу на одеяле. Пол знакомо покачивается, и память сразу сигнализирует: я на корабле. Сдерживая стон, поднимаюсь на ноги.

Передо мной стоит человек с раскосыми узкими глазами и высокими скулами, то ли китаец, то ли кореец. Он на пару инчей ниже меня ростом, но я очень длинная, и коротышкой его не назовешь. Он плотно сбит, в очках, одет, как в старых фильмах, в простой френч китайского флота. Густые черные волосы гладко зачесаны назад.

— Максимум Райд, я мистер Чу. — Он почти что вежливо представляется, но руки мне не подает.

— Что вы от меня хотите, мистер Чу? — Я решаю, что нечего попусту тянуть резину, и беру быка за рога.

— Я хочу объяснить тебе, что ты должна немедленно порвать все связи с «Коалицией по Прекращению Безумия». — Он пристально смотрит мне прямо в глаза.

Не может быть, чтобы это было его единственное желание.

— Ну и…

— Ты не знаешь их настоящих планов. Они используют тебя в своих корыстных целях.

Мне почему-то зудит ввести его в курс дела.

— Они платят нам за работу. Пышками.

— Я представляю группу очень влиятельных и очень богатых бизнесменов всего мира, — оповещает меня мистер Чу.

— Конечно-конечно, кто бы сомневался. — Он не может не отметить покладистых интонаций в моем голосе. Но, надеюсь, не замечает, что я оглядываю помещение в поисках выхода.

— Мы единственные, кто знает реальную картину происходящего.

— Безусловно.

В потолке маленькое окно. Смогу я… Куда там! Макс теперь прикована к земле… О, черт!

— Приближается время Апокалипсиса. — Мистер Чу заводится все больше и больше.

— Вы не первый мне об этом говорите.

— Это правда. Но наша группа переживет и Апокалипсис. Мы единственные, кто выживет на планете, уничтоженной современными мировыми лидерами.

— А самому-то вам не хочется стать мировым лидером? — участливо интересуюсь у него.

Хлоп!

Он бросился вперед, но с моим молниеносным инстинктом я стремительно мотнула головой. Что, бесспорно, меня спасло. Но он все равно дал мне увесистую оплеуху. Медленно выпрямляюсь, чувствуя, как горит щека и нарастает волна ярости.

— Ты тупая, зазнавшаяся девчонка. — Он брызжет слюной (или ядом). — Присоединись к нам со своей стаей, и я гарантирую тебе, что охота на вас закончится. Сотрудничество с нами означает жизнь. Но если ты хочешь продолжать настаивать на ваших идиотских идеях, вдолбленных вам в головы вашей КППБ, готовься к худшему. Вас уничтожат. Места вам в новом мире не будет.

— Скажи лучше что-нибудь новенькое. — Я оскалилась, а кулаки у меня непроизвольно сжались. — Ни я, ни моя стая не продаемся. Заруби себе на носу. Раз и навсегда. Так что давай, торопись, действуй, Чу-чело.

Сейчас он даст сигнал, и на меня бросятся его робиоты. Посмотрим, добавят ли их стальные кулачищи убедительности его слабоватым аргументам.

— Жаль, конечно, что вы умрете, но мои ученые с радостью разберут вас на части, посмотреть, как работает ваша механика.

— Подумай головой, если твои ученые разберут меня на части, механика моя работать перестанет. Это и ребенок малый поймет.

Мистер Чу вот-вот взорвется, но пока продолжает трындеть свое, как по писаному:

— Ты думаешь, это все мои фантазии. Ошибаешься! Все, что я тебе сказал, реальность такая же очевидная, как боль в твоем правом крыле или синяк от моей пощечины. Кстати, раз уж речь зашла о боли, ты, Максимум, должна знать, что мы в совершенстве овладели искусством убеждения.

— Боль проходит, — медленно говорю я. — А упрямство остается. Вот и подумай, сломит ли сила солому?

Последнее, что я помню, это красное от ярости лицо мистера Чу.