Робинзонетта - Эжен Мюллер Страница 10

– Нет, – снова ответил мальчик, – но…

– Но я заставила тебя подумать, – с живостью продолжала Мартина, – и ты сам будешь просить мать, чтобы она поместила тебя куда-нибудь – в услужение или в учение.

– О да! – воскликнул Пьер.

Тут его мать, растерянная от волнения, обняла его голову и поцеловала с какой-то порывистой горячностью.

– Вот посмотри, – сказала старушка, – от одной мысли расстаться с тобой она уже совершенно испугана и расстроена, как будто ей предлагают отправить тебя за тридевять земель от дома. А между тем, может быть, ты будешь жить совсем близко от нее, и у нее будет возможность видеть тебя, когда только захочет. Я знаю, почему говорю все это.

– Бедная мама! – сказал Пьер, совершенно расстроенный видом плачущей матери, – но я же не ухожу, не покидаю тебя, нет…

– Ну, ну, – продолжала Мартина с неожиданной кротостью, – я понимаю это, но все имеет свои границы, обдумайте хорошенько. Неужели ты думаешь, мать моя, что это дитя весь век останется с тобой? Не будешь же ты его учить стирать белье, я надеюсь. У тебя нет земли, которую он мог бы обрабатывать, и ты не можешь надеяться на наследство или на какой-нибудь другой счастливый случай.

– Увы! – сказала госпожа Бюрель, грустно качая головой.

– Значит, он должен идти искать работу у других.

– У других! – повторила мать глухим и печальным голосом.

– Так тебя пугает это страшное слово: у других! Не беспокойся, не пропадет он у других; если только есть сила воли, можно преодолеть себя. Я тоже была в чужих домах и до сих пор невредима, мои мальчики тоже, и это им пошло только на пользу. Ты сама была у чужих людей, ходишь к ним и теперь и, находя у них заработок, примиряешься с этим.

– Кончено! – подтвердил Пьер с веселой решимостью, по которой можно было понять, что он старается рассеять опасения матери.

– Вот сын твой понял, – снова начала Мартина, – что нельзя дальше так жить. Ты тоже должна это понять.

– Да, – пролепетала вдова, – да, конечно.

– И ты примешь меры? И как можно скорее?..

– Да, я посмотрю, я поищу, я узнаю…

– Вернее сказать, выберешь самый длинный путь; и ты первая объявишь ему, что это не к спеху, и дело затянется. О, я тебя знаю! Я не считаю это за грех, но ты всегда была такая; надо уметь взяться за тебя. Поэтому слушай: для блага твоего и для блага мальчика все должно измениться не в месяц, не в неделю, а прямо завтра. И не надо ни искать, ни смотреть, ни спрашивать; все уже высмотрено, найдено, выведано. Я только из-за этого и пришла к вам.

Вдова с тревогой остановила свой взор на старушке.

– Ты знаешь моего племянника Роша Обри, бочара?

– Да, – ответила вдова с каким-то затаенным страхом.

– Я прекрасно понимаю твое беспокойство. Ты знаешь Роша как человека, я не скажу, жестокого, но серьезного, дельного, неразговорчивого, непоколебимого в своей твердости, и ты себя спрашиваешь, как будет себя чувствовать у него твой Пьер, этот веселый, вечно смеющийся мальчик? Ну чего бояться! Твой Пьер должен вести себя как ему подобает; если он будет вести себя достойно, и ему будет хорошо, если дурно – не взыщи! Он должен всегда идти по прямой дороге, и все будет хорошо. Я говорила с племянником. Он мне сказал: «Этот мальчик мне нравится; если он захочет быть прилежным, я его возьму. Три года он будет у меня без жалованья, но на всем готовом. И если он будет хорошо исполнять свои обязанности, я это ему зачту. Это мне важно. Вы его можете привести, тетя, когда вам вздумается». – Ну что, пойдешь со мной, мальчик?

Пьер, глядя в глаза матери, медлил с ответом; он знал Роша, и его не очень-то привлекала мысль, что придется иметь дело с этим суровым человеком, который был известен своей черствостью.

– Надо еще узнать, нравится ли это предложение Пьеру, хочет ли он стать бочаром… – робко сказала вдова.

– Послушай, милый, – прервала ее старушка, как будто не слыша рассуждений вдовы и принимая торжественный вид, – знаешь ты, почему сегодня у тебя было такое сильное горе?

Пьер удивленно посмотрел на нее.

– Знаешь, почему, вместо того чтобы взять к себе девочку…

– Мартина! – умоляющим тоном прервала ее вдова.

Но Мартина продолжала, не обращая внимания на ее возглас:

– Знаешь, почему твоя мать позволила господину Гюро увести девочку?

– Нет, – сказал Пьер, тогда как его мать знаками призывала Мартину замолчать.

– Тогда я тебе скажу. Потому что уже два года, как твоя мать не может заплатить господину Гюро за наем домика, в котором вы живете. Когда она в состоянии отдать что-нибудь, этими деньгами покрываются проценты, а долг остается тот же. И твоя мать не смеет идти против господина Гюро, а то он вас выгонит и оставит всю мебель себе… Она никогда не говорила тебе этого, боялась огорчить тебя.

– Боже мой, Мартина! – сказала вдова. – Разве он понимает такие вещи? Зачем вы говорите с ним об этом?

– Как это я не понимаю! – воскликнул Пьер. – Я прекрасно все понимаю! А я-то еще говорил себе: почему она не захотела доставить мне удовольствие?.. Какой я был глупый! Но я не знал, я же ничего не знал!..

– Теперь ты знаешь, – продолжала Мартина, – теперь скажи, готов ли ты работать, чтобы освободить мать от долгов?

– Конечно, Мартина, конечно!

– Ты наймешься к Рошу, не так ли?

– Пойдемте к нему сейчас же, если хотите, и скажем, что я начну работать прямо с завтрашнего дня.

– Хорошо, пойдем.

И Пьер вышел со старушкой.

На другой день в это же время Пьер, ушедший с восходом солнца из дому, вернулся домой.

– Ну как? – спросила вдова, с нетерпением и беспокойством ожидавшая его на пороге.

– Ничего, дело идет! – ответил он весело. – Рош мне сказал: «Если ты будешь продолжать таким же образом, то мы будем друзьями». И я буду продолжать, буду стараться!

И вдова поняла благоразумие советов Мартины.