Солнечное крыло - Кеннет Оппель Страница 10

«А я красивый? — спросил он себя и тут же ответил: — Нет». Слишком мал, чтобы быть красивым. Иногда рядом с Мариной, с ее роскошной шерсткой и изящной мордочкой, Шейд чувствовал себя просто уродом.

— Да, — спокойно сказала Марина. — Он очень красивый.

Она посмотрела на него и покачала головой.

— Знаешь что? Он ведет себя так же, как ты. Тоже ревнует. Ты удивлен? Наверное, ты слишком занят, чтобы замечать такие мелочи, — сказала она ядовитым голосом.

— О чем ты? — нахмурившись, спросил Шейд.

— Перестань корчить из себя героя, Шейд. И знаешь что? Не ты один потерял отца.

Шейд висел на нижней ветке, сердито сбивая дубовые листья звуковыми ударами. Потом он выбрал целью другое дерево и с удовлетворением смотрел, как листья отламываются и летят вниз. И все-таки листья — не сосульки. Слишком легкие. Он бросил взгляд на землю и выбрал целью маленький камешек, лежащий футах в семи от него. Но сосредоточиться не получалось.

Не ты один потерял отца.

Он поморщился от боли, вспомнив эти слова. Марина хотела, чтобы он преодолел это, напоминая, что тоже потеряла родителей, хотя они и живы. Ладно, она может жить с этим, а он нет. Кассел пропал, и Шейд стремился найти его. Он что, должен теперь извиняться за то, что не хочет провести всю жизнь в этом лесу, поедая никудышных жуков?

Перестань корчить из себя героя. При этой мысли он весь ощетинился! Шейд делал лишь то, что должен, хоть это больше никому не нужно. Почему никто не думает о сереброкрылах, которые остались в Гибернакулуме? О военных планах сов? Почему никого не беспокоит то, что они заперты в этом искусственном лесу? Если он не побеспокоится об этом, то кто?

Не удивительно, что Марине больше нравится Чинук. У него есть родители, он никогда ничему не удивляется, ни о чем не беспокоится. Он всегда и всем доволен. Здорово, наверное, быть Чинуком!

Шейд посмотрел на камень внизу.

«Двигайся!» — приказал он, яростно хлестнув его звуковым ударом.

К его изумлению, камень подпрыгнул. Шейд попробовал сдвинуть его еще на несколько дюймов, пока наконец не остановился в изнеможении.

— Очень хорошо, — произнес голос Фриды, и Шейд, повернувшись, с удивлением увидел, что она висит на ветке позади него. — Ты делаешь успехи.

— Сейчас у меня много времени для тренировок.

Фрида улыбнулась. Шейду всегда нравилось, как ее шерстка при этом собирается в морщинки вокруг глаз. Она смотрела на него выжидающе.

— Может, со мной что-то не так? — смущенно спросил Шейд. — Теперь у нас есть солнце, изобилие корма, лето среди зимы. Не нужно беспокоиться о совах. И все кажутся вполне счастливыми.

— Кроме тебя. Шейд кивнул:

— Кроме меня.

Он не знал, с чего начать.

— Все не так, как я думал.

— Наши фантазии ограничены. Он неуверенно кивнул.

— Мы искали людей, — сказала Фрида. — Мы верили, что они как-то связаны с Обещанием Ноктюрны. Верили, что они помогут нам.

— Наверное, я ожидал большего.

— Что все каким-то чудом изменится? Или что мы победим сов и будем царствовать на земле?

В замешательстве Шейд потупился, вспомнив, как он мечтал сражаться с совами и отомстить им за все. Где-то в глубине души он все еще мечтал об этом.

— Люди сделали для нас очень много, — сказала Фрида. — Но ты все-таки не доверяешь им?

— Мы здесь как в клетке, — выпалил Шейд. — Это большая хорошая клетка, но что-то не так — жуки на вкус какие-то странные, и солнце совсем слабое, и вообще я не понимаю, зачем все это.

— Я согласна.

Шейд онемел. Он смотрел на Фриду, чувствуя, как его губы растягиваются в улыбке.

— Вы?

— Да.

Он чувствовал себя таким одиноким; казалось, лишь он один не верит, что они действительно нашли рай. А оказывается, Фрида думала так же. Его радость была безгранична.

— Тогда помогите мне найти выход! Фрида вздохнула.

— Этим крыльям уже немного осталось путешествовать, — сказала она. — Думаю, это мое последнее пристанище.

И Шейд вдруг увидел ее в ином свете — не предводительницу, которая всегда внушала ему благоговейный трепет, а старую летучую мышь, пережившую множество лет и зим. Она выглядела усталой, ее плечи сгорбились. Только темные глаза оставались ясными и блестящими.

— Я не верю, что это исполнение Обещания, — сказала она.

— А почему вы не скажете об этом Аркадии и остальным?

— Вряд ли Аркадия захочет меня слушать.

— Но вы же старейшина! Фрида улыбнулась:

— Вряд ли мне удастся переубедить Аркадию. Она имеет большое влияние на здешних летучих мышей. Я думаю, само это место действует сильнее, чем мои слова. Они думают, что это рай, и во многом так оно и есть. Но все равно я не верю, что именно это предназначено нам Ноктюр-ной.

— Я уже везде искал, — устало сказал Шейд. — В стенах, в крыше. Будь я поменьше, мог бы пролезть сквозь эти дурацкие ходы для насекомых…

— Ты найдешь выход, — уверенно сказала Фрида.

— Как? — вяло спросил Шейд.

— Звук. Им пользуются все летучие мыши, но у тебя особый дар. Вспомни, я всегда говорила, что ты можешь слышать то, чего не могут другие. Ты услышишь выход отсюда.

Этой ночью его сны были осквернены дыханием Гота, биением его сердца. Серебристые изображения вспыхивали в его сознании; они казались ему знакомыми, и Шейд подумал, что, наверное, это снилось ему раньше. Двухголовая змея, крылатая змея, лоснящийся ягуар, и самое жуткое — два глаза без лица, просто два узких разреза во тьме, чернее самой черной ночи.

Шейд хотел проснуться, но не мог. Сквозь сон он почувствовал незнакомый, сладковатый запах; он с трудом открыл глаза, а может быть, и нет, потому что ему показалось, как через

лес движутся какие-то высокие двуногие фигуры. Люди? У них не было лиц. Они скользили среди деревьев, словно призраки, и Шейд с ужасом смотрел на них, не в силах шевельнуться. Их длинные тонкие руки подбирались вверх, в гущу ветвей, к спящим летучим мышам…

Глаза его закрылись, и над ним снова сомкнулась тьма.

Шейд проснулся от звуков тревожных голосов.

— …нигде не могу его найти…

— …куда они подевались?

— …она исчезла, пропала…

Его сердце подпрыгнуло. Кто-то пропал? Он слетел с ветки и стал прислушиваться. Летучие мыши стремительно летали по лесу туда и сюда, с отчаянием выкрикивая имена.

— Дедал… Гекуба… Миранда!

Он развернулся и что было сил полетел к месту, где любили устраиваться Ариэль и Марина. Он чувствовал странную вялость, во рту был какой-то кислый привкус. В затылке пульсировала тупая боль.