Цветущий репейник - Ирина Дегтярева

Вы, наверное, видели, как цветёт репейник? Он зацветает только на второй год жизни. Бледно-фиолетовые шарики очень быстро и незаметно превращаются в колючие коробочки семян, которые норовят прицепиться к одежде, к шерсти животных. Репейники живучие, стойкие, назойливые, липучие и всеми нелюбимые. А ведь в первый год жизни растение репейник — это мягкие большие листья — лопухи. Их считают полезными, красивыми, немного загадочными до той поры, пока репейник не зацветёт.

Так и дети. Маленькие они мягкие, покладистые, немного загадочные, а в общем, понятые и предсказуемые. Но дети подрастают, зацветают блёкло и неярко. Подростки становятся нелепыми: то ноги и руки вырастут длинные, а туловище отстанет, то наоборот. Заметно меняются черты лица, характер, привычки, представления о жизни, которые вертятся, как флюгер, на ветру чужих мнений, книг, фильмов, музыки. После короткого цветения они обрастают колючками нигилизма, цинизма, становятся спорщиками, нервными, эгоистичными, но лишь потому, что очень трудно искать свой путь в жизни, формировать своё мнение обо всём. Им тяжело. Тем, кто рядом с ними, тяжелее вдвойне, ведь родители и близкие, уже сформировавшиеся люди, не хотят и не могут понять, что рядом с ними цветёт другая жизнь, не похожая на эту.

Сложное это время — робкого цветения, возмужания, взросления. Взрослые могут не заметить бледно-фиолетовый цветок в зарослях других трав и сломать. И только сильные, цепкие, упрямые и задиристые ребята пробьются в жизни, так же как сотни коробочек репейников с семенами. Они цепляются и надоедают с одной целью: бросить семена, заложенные в них природой, выжить, попасть в другие места — на поля, на опушку леса, в палисадник у подъезда, у автобусной остановки — там, где человек отцепит репейник от юбки, брюк, туристического рюкзака.

В жизни такими «проводниками» для ребят становятся учителя, родители, друзья, а иногда и враги. Чем дольше они сопровождают по жизни своих «воспитанников», чем полнее и чаще отвечают на их вопросы, тем дальше и на более плодородную почву бросит семена своего таланта ребёнок. Но и «отцепить» от себя, дать прорасти самостоятельно тоже нужно вовремя.

Выживут и прорастут самые колючие, с характером, за который они часто получают по первое число от учителей и родителей. Странный парадокс: из колючек репейника возникает растение крепкое, красивое, которое неизменно зацветает бледно-фиолетовым цветком, невзрачным, но мужественным и строгим.

Одуванчиковый цвет на асфальтовом поле.

Он мерцает в глубине памяти о детстве.

Летний день. Пустынный двор. Мальчик.

И взгляд в упор. Сонный воздух и кефир в стеклянной бутылке.

Сухая тропа за домом в сквер. Тёплый ветер порывом в лицо. И кто-то смотрит вслед в одуванчиковом венке, как из прошлой жизни.

А может, это и был сон в тихом мирке детства?

Тёплый мираж, один из тех, что снятся нам и проливаются горячими слезами старости и одиночества на подушку.

Пламя на снегу

Скрипичный голос тонкий. Под давлением неумелой руки, зажавшей смычок, этот голос становится писклявым, по-стариковски дребезжащим, ворчливым. Вибрирует, прорастает кошачьим мяуканьем сквозь стены к соседям, сквозь оконные стёкла на осеннюю улицу. Он сливается с монотонностью дождя и осенней скукой. Соседи, измученные затяжной осенью и скрипкой, выстукивают аккомпанемент по батареям, но Гешка только сильнее стискивает смычок так, что пальцы сводит от напряжения, и пилит, пилит… Ведь музыка, как и труд, облагораживает человека. Гешке это известно.

Ему неизвестно, за что на него свалилось такое несчастье — старинное, солнечно-коричнево-лакированное — и как от него избавиться.

Гешкиному отцу, машинисту электрички в метро, приобретение скрипки, конечно, было не по карману. Но тут, на Гешкину беду, в процесс культурного воспитания вмешался дед.

Дед — высокий, сутулый старик — отставной морской офицер. Он носил шёлковые шейные платки и перстни. Пальцы у него такие белые и сухие, будто их присыпали тальком. Дед женился на молодой, деловой и богатой женщине. После этого перстней на пальцах прибавилось, шейные платки стали ещё разнообразнее.

Гешка четыре года назад стал обладателем скрипки, десятки раз ломанной и чиненной, зато старинной. В восемь лет начинать учиться играть на скрипке уже поздно, но Гешку впрягли в узду, свитую из скрипичных струн, оплели, как паутиной, конским волосом смычка и бесконечным стоянием перед металлическим складным пюпитром — подставкой для нотных альбомов.