Anamnesis vitae. Двадцать дней и вся жизнь - Татьяна Шарпарь Страница 96

Сад на даче был какой-то неживой. Многолетние цветы на некогда ухоженных аллейках еще пытались как-то разноцветить эту унылость, но безуспешно. Солнце ярко и празднично светило, но, кажется, еще больше усугубляло удрученность Ивана. Зачем он сюда поехал? Решение разобраться во всем самому пришло к нему ночью, практически во сне. Он впервые со дня похорон как-то осмысленно обо всем подумал. Кто мог приехать на дачу, зайти на участок и отравить вино в бутылке? Кто в день его, Ивана, приезда в Москву мог убить участкового милиционера у квартиры, доставшейся ему, Ивану, в наследство? Кто, уже в самой квартире, убил неизвестно как попавшего внутрь охранника Михаила? Зачем Лидка отравила его спиртные напитки, а Ландыш утыкала его дом подслушивающими устройствами? Кто в день похорон выбежал, если верить словам Натальи, из кабинета дяди, и куда делся альбом с фотографиями уникальных ювелирных изделий? Что за странный ухажер был у Лидки и почему он пропал? Или она по-прежнему с ним встречается? Да, еще же был наемный убийца-телефонист, которого наняла женщина. Кто эта женщина: Ландыш? Лидка? Наталья? Вообще не известная ему дама? Кто?

Он стоял на крыльце дома и не решался войти. Ключи он взял сегодня из ящика маминой тумбочки. Они всегда там лежали. Теперь он сжимал колечко связки в кулаке и никак не мог себя заставить вытащить руку из кармана. Один из охранников, видимо, решив, что он забыл ключи дома, предложил:

– Иван Ильич, разрешите, ребята откроют. Замок тут пустяковый, мы потом другой поставим. И заборчик надо бы, и газон в порядок. Садовника надо, – заключил он.

Иван достал ключи и покрутил ими в воздухе. Охранник понял это как предложение осмотреть дом, взял связку, повертел ее в руках, пристраивая ключи к скважинам, и решительно отворил дверь. На Ивана пахнуло сначала нежилью, а потом чем-то родным. Какой-то знакомый с детства запах – то ли сушеной травы, то ли каких-то духов. Он осторожно шагнул внутрь. Как он мог все это забыть в своей загранице? А ведь забыл! Тесноватая прихожая – сенцы – с деревянной вешалкой, выкрашенной в темно-коричневый цвет, притулившийся к стене колченогий стул. Сколько лет этому стулу? Помнится, Иван упал с него как раз в тот момент, когда лез за книгой, которую не мог достать с полки. Тогда и подломилась ножка стула. И выбросить жалко, и в комнатах держать нельзя. Вот и приспособили его в сени. Интересно, что это была за книга? Наверное, что-нибудь запрещенное, иначе она не стояла бы так высоко. Или, может быть, ценная или редкая? Или дедова, очень нужная? Теперь и не вспомнишь. А в гостиной все было, как при тете Ане. В этом кресле она любила сидеть вечерами, выносила его на веранду, садилась лицом на закат и смотрела вдаль на лес за рекой, на уходящий день, на огненный солнечный диск, уплывающий за горизонт. В эти минуты ее никто не тревожил, все обходили веранду стороной. Да и вообще, все в семье уважали суверенность индивидуального пространства. Дача была этому хорошим примером. Иногда в выходные дни Иван мог не встретить на участке никого – домочадцы разбредались по своим любимым уголкам и встречались только за обедом. Это было Ивану на руку. Он бродил по участку, присаживался на скамейки, которые смастерил дед, читал, учил уроки и размышлял. Иногда откуда-то издалека доносились звуки проезжающего поезда, и оказывалось, что мир где-то рядом, а Иван думал, что он одинединственный на всем белом свете.

Так, надо сосредоточиться на том, зачем он, собственно, приехал. Воспоминания пусть пока подождут своего часа. Гостиная. Старинная мебель, тяжелые гардины – стиль деда. Следующая комната – столовая. Эта посветлее. Огромный стол, вокруг него 12 венских стульев. На столе – ваза, обычно с цветами, сейчас, конечно, пустая. Иван машинально заглянул в вазу. На дне лежала какая-то бумажка – тетрадный формат, сложенный вчетверо, – то ли квитанция, то ли записка. Почему-то Иван не смог взять эту бумагу при охраннике, который постоянно находился за его спиной. Куда бы его отослать?

– Э, – он вдруг понял, что не знает, как зовут его бодигардов.

– Антон, – подсказал догадливый охранник.

– Да, Антон, – обрадовался Иван, – раздобудьте где-нибудь воды, пожалуйста. Пить очень хочется. Кстати, во дворе есть колодец.

– Да я сейчас минералки из бара принесу, – ответил Антон, направляясь к двери.

Иван воровато оглянулся, быстро перевернул и потряс вазу, и из нее выпала бумага. Точно, записка. Читать некогда, потому что возвращается Антон с бутылкой минеральной воды и пластиковым стаканом. Пить не хотелось, поэтому Иван откупорил бутылку и как бы в задумчивости «забыл» про нее. Не тут-то было. Бдительный Антон налил воду в стакан и поднес Ивану. Тот, мысленно чертыхаясь, отпил чуть-чуть и поставил, опять как бы в задумчивости, стакан на стол. Что делать дальше? Что он вообще ищет? В детективных сериалах обычно ищут улики. В чем он может уличить своих родных? Он уже напридумывал себе несуществующих братьев и сестер, которые алчно претендовали на наследство. Так, тут он больше ничего не найдет, надо пройти в комнату тети Ани. Кстати, проводили на даче обыск или нет? Если проводили, то нашли что-нибудь или опять же нет? А если не проводили, то почему?

В тетиной комнате он оказался, пожалуй, впервые. Наверное, такими были светлицы у царевен. Кровать у стены покрыта светло-желтым покрывалом в цветочек более темного тона, шторы тоже светло-желтые, но другого оттенка. На стенах – яркие фотографии роз из сада и портреты самой Анны Дмитриевны и Петра Ивановича – не парадные, а какие-то домашние. У противоположной стены – письменный стол, на нем книги, газеты, фотография в веселенькой рамке – Иван в черном смокинге. Где же это он снимался? Лет ему тут около двадцати пяти, а он вон как одет. Стало быть, это, наверное, какое-то официальное мероприятие. Только почему у него такая довольная рожа? Вспомнил! Это свадьба Васьки и Танюши, он был свидетелем и, конечно, нарядился. Василий, кстати, тоже был очень хорош, о Татьяне и говорить нечего. Классная была свадьба – веселая, громкая, с приколами и похищением невесты. Конечно же, все обошлось, невесту вернули, жениха все дружно отругали, потому что невесту искать он и не собирался, а собирался наконец поесть. Они с Иваном только присели за краешек стола и приступили к распитию шампанского, как на них налетели Танькины подружки и запричитали, что невеста неизвестно где, а они и в ус не дуют. Василий, пережевывая какой-то лакомый кусочек, промычал в ответ что-то вроде «замерзнет – вернется», а Иван горестно покачал головой и изрек: «Ай-яй-яй!». Подружек это почему-то развеселило, но попыток включить жениха в свою обязательную игру они не оставили и продолжали кручиниться с прежним старанием. Надо же, что вспоминается при взгляде на старую фотографию. Да, свадьба.

Письменный стол был старинным, с массивной столешницей и выдвижными ящиками по обеим сторонам. Иван начал их по очереди выдвигать. В верхнем ящике лежали какие-то документы, квитанции, записная книжка с рецептами, видимо, вкусных блюд, телефонный справочник. Средний ящик справа не открылся, в нижнем Иван нашел два альбома с фотографиями родственников и знакомых. В основном, были, конечно же, родные лица. Вот Глеб Иванович – старший папин брат – с женой в сквере около Большого театра, видимо, перед спектаклем. Вот его родители – папа во фраке, мама в длинном бальном платье. Где это они? Мама совсем молодая, почти юная, папа значительно старше, смотрит на маму с нежностью. А она улыбается своей очаровательной улыбкой и счастлива, и молода, и знает об этом. Их можно принять за отца и дочь. Кстати, так часто бывало. Когда они гуляли все вместе где-нибудь в парке, всегда находился кто-то, кто говорил папе: «Какие у вас прелестные дети», – имея в виду Ивана с мамой. Одна фотография не была вставлена в ячейку, а просто лежала между листами. Видимо, это Кремль, Президент вручает… что? Непонятно, явно не орден, грамоту, что ли? Или не грамоту? Какая-то бумага в руках Глеба Ивановича, президент пожимает ему руку. То есть, президент передал бумагу или, наоборот, Глеб Иванович готовится передать ее президенту? А потом – парадный портрет вдвоем на фоне знамени России. Красиво, торжественно, суперофициально. Оба с улыбками, но у дяди Глеба тревожно напряженные глаза. Почему Иван не знал об этом визите в Кремль? Что он вообще знал о своих родных? Что-то очень часто возникает этот вопрос: что он о ком-то или чем-то знает? Наверное, он слишком занят своей персоной, своей карьерой, в общем, собой, любимым и единственным. Фу, как неприятно. Именно поэтому он и не узнал Наталью в магазине! Как глупо и…