Стервятники - Олег Петров Страница 96

ИЗУМРУДНАЯ пихта оказалась такой высоченной, что Новикова на мгновение охватил какой-то дикий восторг. Издаля казалось - обычная, каких вокруг полно, только и обратила на себя внимание, что умудрилась же почти на отвесном склоне такой прямой свечкой приспособиться.

А когда ближе подъехал - дерите меня, волки! Только верхушка и виделась! Здоровенный ствол, который прятали бесчисленные ярусы длинных и широченных, пышных лап из мириад мягких иголочек, словно покрытых с изнанки серебряной изморосью, поднимался из черно-зеленой глубины. Глянешь вниз - голова кружится.

- Иван Петрович, с полверсты, пожалуй, еще верхами, потом нормальный спуск будет! Вон там, вишь, под сопкой! - прокричал, обернувшись, Новиков, придерживая лошадь и тыча рукой вперед.

- Оглушил, чево орешь-то так. Помню я дорогу.

Шведов оказался ближе, чем ожидал Новиков. Землистое худое лицо Шведова, казалось, стало еще чернее. На полтора десятка лет моложе, а здоровьем Господь обделил. Или растерял его Петрович в революционной борьбе, усмехнулся про себя Новиков.

- Эге-гей!!! - послышалось сзади на тропе.

- Тута мы, давай! - оглушительно отозвался, приподнявшись в седле Новиков. Шведов от его очередного вопля снова поморщился.

Вскорости из чащобы показалась отставшая троица - Дорожный и рабочие.

- Лошади устали, особенно вьючные, - прохрипел, подъехав, Дорожный, стаскивая с обритой головы суконный картуз и утирая подкладкой потное, рябое лицо.

- Скоро спустимся в распадок, к Шумаку. С полверсты еще, - повторил Новиков. - Там и заночуем.

- Це дило, - удовлетворенно кивнул Дорожный, возвращая картуз на макушку. Повернулся к рабочим:

- Орлами смотреть, братцы-разбойнички! Впереди, хлопцы, харч и люлька!

«Братцы-разбойнички» спешились. Один тут же принялся сворачивать цигарку, второй обошел вьючных лошадей, проверяя упряжь и тороки.

Шведов тоже, тяжело и неуклюже, спрыгнул на землю, сразу же закашлялся до слез.

- Слазьте, мужики, передохнем чуток, пока парни подымят.

- А ты, Иван Петрович, никогда табачком не баловался? - спросил Новиков.

- Было по молодости, но когда на копи пошел, то эта дурь быстро отстала, - прокашлявшись и вытерев рот грязным бумазейным платком, извлеченным из кармана порыжелых кавалерийских галифе, ответствовал Шведов. - Угольная пыль да крошка так тебя за смену накурят, что другого зелья не надобно. На, глянь, антрацитова чернота въелась - пемзой не отодрать, поди таково же и в нутрях.

Шведов протянул к Новикову мозолистые ладони-лопаты с черной сеткой трещинок. Огромные руки Шведова, словно живущие отдельно от его нескладной, худой и долговязой фигуры, состоящей, как казалось, только из переплетенных жил, бросились Новикову в глаза еще при их первой встрече.

А встреча эта была для Новикова даром небесным. К тому времени он уже седьмой год гнил за колючей проволокой - как бывшая «белогвардейская сволочь». Под штыками выводили на лесоповал, вечером загоняли обратно в сырые щелястые бараки, кишевшие вшами. К тому же, год назад побывавшая в лагере важная комиссия постановила, что не достиг заключенный Новиков той степени социального исправления, которая позволила бы «закоренелому контрреволюционному элементу» выйти на свободу. И Новиков понял: тут он и сдохнет.

Оказалось, поспешил заточковать свою судьбу. В феврале двадцать седьмого в лагере появились двое незнакомцев. Это и были долговязый Шведов и рябой коротыш Дорожный, комиссары новой красной власти. С большими, как оказалось, полномочиями. И касались эти полномочия исключительно его, Новикова!

Вызвали комиссары зэка Новикова, дошедшего до «восковой спелости покойника», и без выкрутасов предложили ему поработать на новую власть. Хорошо изучили комиссары дела в бывшей золотой компании Кузнецова, а главное - прознали откуда-то про деминское золото.

Из-за него и приехали за Новиковым. Мол, так и так, выводишь на месторождение, которое край как необходимо пролетарскому государству, а за это тебе - полная амнистия и даже трудоустройство по специальности.

Надо ли говорить, что размышлял Новиков над предложением комиссаров ровно столько, сколько дымила папироска Дорожного.

И вот снарядилась полтора месяца назад маленькая горная разведка: оба комиссара и Новиков. А в качестве рабочих - двое старых его знакомых, с которыми уже довелось ему побывать в Тункинских гольцах. Семь лет назад.

НОВИКОВ экспедицию вывел точно. Не то, что до гражданской они со Шнеллем блукали. Надо ли говорить о комиссарской реакции на увиденное.

Четыре дня Шведов и Дорожный гоняли Новикова и обоих рабочих по кручам над водопадом и окрестностям: обмеряли жилу, проводили топографические засечки. Еще полторы недели долбили пробные шурфы и собирали образцы породы.

Наконец, максимально нагрузив находками вьючных лошадей, тронулись в обратный путь. Отдельно, в переметных сумах, Шведов и Дорожный везли больше двух пудов самородного золота - все то, что насобирала «разведка» в озерце под водопадом и удалось отколоть от выходов золотой жилы на скальной стене. Когда бы еще скалолазная снасть была да горноегерские навыки!..

На обратной дороге, оглушенные увиденным и обилием найденного, оба рабочих, до этого говоруны и любители всяких побасенок, почти все время молчали. Зато необычайное оживление овладело Шведовым и Дорожным. Их буквально распирало от радости.

Причины этой радости, а комиссары их не скрывали, для Новикова казались дикими. Он не мог найти в поведении и восторженных суждениях Шведова и Дорожного хотя бы проблеска той неуправляемой самосознанием алчности, которая, казалось, всегда, когда дело шло о золоте, охватывала тех, кто добрался до желтого металла.

Новиков помнил, как сверкали глаза бывшего его хозяина Кузнецова, уж на что пресыщенного видом золотых самородков. Или тот же Шнелль. А «вашбродь» Горлов? Как не крутила жандармского подполковника судьба, но с затаенной своей мечтой жил в обнимку.

НА БУХНУВШИЙ выстрел сбежались все. Взъерошенные и взбудораженные. Большинство закемарили, лишь только Новиков объявил привал, и теперь, вырванные из сладкого сонного царства, ошалело крутили башками и таращили зенки.

- Ты чо, блядина старая, наделал? - морщась, как от зубной боли, повторял Новиков, сверля глазами переминающегося с ноги на ногу Назара. - Защитничек хренов. И чо мы теперь? Куда без него за кордоном, образина?

- А каво, начальник, вышло-то? - тронул за плечо Новикова юркий и любопытный Ваньча Ширинкин, кося глаза на лежащее тело.

- Да иди ты на хрен! - заревел Новиков, выматерился многоэтажной тирадой, быстро поднял валявшийся под ногами револьвер убитого подполковника, засунул его в карман ватника. - Сидите тут тихо! Я по ручью пройдусь. За старшего - Брязгин. Брязгин, мать твою ети, слыхал?! Давай.