Донецкие повести - Сергей Богачев Страница 92

«…святый Ангеле, предстояй окаянней моей души и страстней моей жизни, не остави мене грешнаго, ниже отступи от мене за невоздержание мое. Не даждь места лукавому демону обладати мною, насильством смертнаго сего телесе; укрепи бедствующую и худую мою руку и настави мя на путь спасения. Ей, святый Ангеле Божий, хранителю и покровителю окаянныя моея души и тела, вся мне прости, еликими тя оскорбих во вся дни…»

Черепанов стоял у самого выхода из церкви, почти на улице, но слова молитвы ему были хорошо слышны. Впереди него с зажженными свечами толпилось человек двадцать прихожан. В основном это были пожилые люди, которые с началом боевых действий никуда не уехали и остались в родных домах с упованием на Бога и надеждой на лучшее. Несколько молодых женщин с маленьким детьми на руках выделялись среди них своими цветными полупрозрачными шарфиками.

«…покрый мя в настоящий день, и сохрани мя от всякого искушения противнаго, да ни в коем гресе прогневаю Бога, и молися за мя ко Господу, да утвердит мя в страсе Своем, и достойна покажет мя раба Своея благости. Аминь».

Батюшка закончил читать молитву и, передав кадило стоящему рядом мужчине, размашисто перекрестился. За все время службы он сделал это первый раз, тем самым, наверное, нарушив многочисленные каноны православной церкви. Но по-другому священник просто не мог – в правой руке он сначала держал крест, который со временем заменил на кадило, а левой руки у батюшки и вовсе не было. Пустой рукав рясы был заткнут за пояс, тем самым делая его худощавую фигуру еще более стройной.

Перекрестившись три раза, священник повернулся в сторону, где должен был находиться церковный алтарь, и вновь принялся читать молитву. Вместо привычного иконостаса перед ним на свисающей сверху ржавой балке висела простенькая икона Казанской Божьей Матери. Казалось, что ее глаза с удивлением смотрят на происходящее вокруг. Крыша церкви была разрушена почти полностью – сохранился только обгоревший каркас двух куполов с крестами и одним маленьким колоколом на звоннице. Стены, у которой должен был находиться иконостас, не было вовсе. Вместо нее взору открывались бескрайние поля с пожелтевшей стерней да черные воронки от разорвавшихся снарядов. Не дожидаясь конца службы, Иван вышел из церкви и направился к автомобилю, в кабине которого дремал Маллой.

Они приехали в это село накануне вечером. До Донецка оставалось рукой подать, но в темноте ехать по трассе, которая разделила ВСУ и ополченцев прямой линией от самой Горловки, было самоубийством. Остановившись на краю села и посмотрев на разрушенные многочисленными обстрелами сельские дома, Святенко принял решение ночевать в машине.

– Двое спят, третий в карауле. Смена через каждые два часа, – сказал, как отрезал, священник и добавил. – Вы тут располагайтесь, а я схожу на разведку.

Взяв пустой термос, он по пыльной дороге направился в сторону села. На первый взгляд казалось, что там никого нет – не было слышно привычного лая собак, гомона домашней птицы, криков детворы. Единственная центральная улица была пустынной. Поравнявшись с первыми домиками, Святенко решительно толкнул калитку в один из сельских дворов. Даже отсюда Ивану было видно, что перед тем, как войти, тот внимательно осмотрел калитку на предмет растяжки.

– Послушай, Маллой, – потеряв из вида священника, Черепанов повернулся к парню, – давно хотел у тебя спросить, а Свят – он вообще кто?

Вначале ему показалось, что Никита его не услышал. Открыв дверцы автомобиля, он начал раскладывать передние сидения, готовясь к ночлегу в полевых условиях. Затем стал возиться с вещами в багажнике. Наконец, выбрав несколько курток, он юркнул в салон и стал укладываться спать. Когда Иван потерял уже всякую надежду услышать ответ на свой вопрос, Маллой неожиданно заговорил:

– Я думал, Иван Сергеевич, что это вы мне расскажете о нашем командире. Слышал я, что вы в Афгане вместе воевали?

– В Афганистане я с ним познакомился. Святенко и там занимался освобождением пленников…

После этих слов Черепанов на секунду задумался и добавил:

– Во всяком случае, мне так показалось. А вот до этого? Он что, всегда был священником?

– Не всегда, – Маллой многозначительно помолчал, а затем продолжил. – О Святе ходят разные слухи. Одни говорят, что когда-то он служил в одном из подразделений военной разведки, другие – что он был военным советником у какого-то африканского короля, третьи видели его в составе группы КГБ «Альфа» при штурме дворца Амина. Что из этого правда, а что ложь я не знаю, но однажды я видел фотографию, на которой человек, очень похожий на Свята, освобождал заложников в аэропорту Тбилиси. Помните ту историю, когда осенью 1983 года несколько человек захватили ТУ-134 и требовали вылета, как тогда было принято говорить, «в одну из стран загнивающего Запада»? Снимок был сделан одним из местных журналистов, что называется, «из-под полы», и нигде по понятным причинам не был опубликован. Только недавно он засветился на просторах родного интернета. Но утверждать не берусь – просто человек на снимке очень похож на нашего командира годочков эдак тридцать тому назад.

– А ты как с ним познакомился? – неожиданно для себя спросил Черепанов.

– Да проще простого, – хмыкнул в ответ Маллой. – Свят меня из плена выкупил. Я в Могилянке ^[28] учился, готовился стать крупным специалистом в IT-технологиях. Ну, и когда вся академия во главе с ректором двинула на Майдан, я, как говорится, был в первых рядах. О том, что было дальше, вы знаете. Только я все это уже по телику видел. В первые дни нас начали поливать водой из пожарных машин. Приятного, скажу я вам, мало. Особенно под утро, когда на улице минус. Короче, с температурой под сорок и воспалением легких меня на скорой увезли в больничку. Ну, а когда я маленько оклемался – все уже и закончилось.

Парень с нескрываемой досадой вздохнул и, выбравшись из машины, присел рядом с Иваном. Черепанов с любопытством посмотрел на него, ожидая продолжения рассказа.