Самоубийство исключается. Смерть в аренду - Сирил Хейр Страница 92

– Да, не мог. Но когда ему посчастливилось найти этот документ, должно быть, он сразу сообразил, как им воспользоваться, иначе почему не вернул его или не передал в полицию, подобно каждому порядочному человеку? Я все больше и больше убеждаюсь, что мы имеем дело с очень опасным и умным субъектом. Он не только тщательно разрабатывает детали преступления с дальним прицелом, но и способен воспользоваться случаем, если тот ему представится, и включить его в свой план.

– Конечно, мы не можем быть уверены, что один и тот же человек украл паспорт и позже им воспользовался, – вставил сержант. – Любой жулик не упустил бы случая похитить подобный предмет, особенно если у него есть основание полагать, что его не хватятся.

– И потом продать его кому-нибудь, знающему, что можно с ним сделать? Вероятно, вы правы, Франт. Но с какой стороны ни взглянуть, мы остаемся в столь же жалком неведении, как и раньше. Этот субъект хотел скрыть свою внешность и сделал это самым легким подвернувшимся ему способом. Приклеить бороду несложно, не намного сложнее соорудить себе большой живот, уж если на то пошло, особенно желая выдать себя за толстяка с худым лицом. Потом ему понадобилось, чтобы фирма порекомендовала его банку, и он устроил так, что любой директор из полудюжины мог подписать письмо. Мы начали с двух неопровержимых фактов: он называл себя Колин Джеймс, и его рекомендовал лорд Генри Гавестон. Но не настоящий Джеймс, ни Гавестон ничем не могут нам помочь.

– И я думаю, что он, – кивнул на дверь Франт, – также не сможет помочь нам в том направлении.

– Даже если предположить, что он желает сделать это, в чем я как-то сомневаюсь, – добавил Маллет. – Что Фэншоу может знать о Джеймсе?

– Вы имеете в виду настоящего или мнимого?

– Конечно, мнимого. Называйте его Джеймсом Вторым, если угодно.

– Думаю, Самозванец больше подходит, – заметил сержант.

Маллет сморщил нос – явный признак раздражения. Его образование не включало обширных исторических знаний, и он смутно ощутил, что подчиненный рисуется. Но прежде чем нашелся с ответом, открылась дверь, и дежурный полицейский объявил о приходе Фэншоу.

Четыре года тюрьмы почти не отразились на бывшем председателе «Фэншоу банка». Его худощавое, всегда бледное лицо разве что слегка осунулось, и больше Маллет не заметил каких-либо перемен в человеке, которого видел на скамье подсудимых в Центральном уголовном суде Лондона. И голос, когда Фэншоу заговорил, был тот же самый: тихий и интеллигентный, с оттенком иронии под гладкой поверхностью, с намеком на скрытый, благоразумно сдерживаемый огонь. Джон Фэншоу был человеком совершенно иного склада, в отличие от финансиста, с которым его имя так часто связывали. С хорошими манерами, утонченный, он в дни своего процветания жил особняком от окружающих. Он был способен наслаждаться богатством без высокомерия, так же как без нытья встретил разорение и позор. В хорошие и плохие времена его словно поддерживал скрытый источник стойкости, врожденная, никогда не покидавшая его гордость.

Маллет испытал странное замешательство перед этим спокойным и гордым человеком, но Фэншоу сразу привел его в обычное состояние.

– Добрый день, инспектор, – начал он. – Думаю, вы получили повышение, с тех пор как мы встречались в последний раз?

– Да, получил, – ответил Маллет. – Добрый день, мистер Фэншоу.

Фэншоу опустился в кресло и взял сигарету.

– Приятно снова услышать подобное обращение, – тихо проговорил он. – Вы не представляете, какое это удовольствие – вновь обрести свою индивидуальность. Не знаю, представляет ли кто-нибудь, не переживший этого, что значит быть простым номером. Истинный ужас тюремной жизни, Маллет, – это утратить личностную сущность, смешавшись с толпой неотличимых друг от друга собратьев. «Кто нас его лишает незапятноного имени, тот предает нищете [16]…» – процитировал он. – Во всяком случае, все это позади, слава богу. – Он окинул взглядом комнату и продолжил: – Извините, но, похоже, вы тщательно подготовились к моему приходу. Я имею в виду… – Он махнул рукой в сторону стенографиста в углу. – Такое впечатление, что от меня ожидают некоего публичного заявления. Боюсь, вы будете разочарованы.

– Возможно, мы оба избавимся от хлопот, если вы сообщите, зачем, собственно, сюда пришли, – строго произнес Маллет.

– Приношу извинения, инспектор, – сказал Фэншоу с ощутимой иронией в голосе. – Я знаю, насколько ценно ваше время. И не займу его много. Я пришел лишь пожаловаться. Я хочу знать, почему меня спустя неделю после освобождения из тюрьмы подвергают унижению и создают неудобства, пуская по пятам детективов?

Маллет с трудом подавил улыбку. «Какое комичное совпадение, – подумал он, – что эта жалоба поступила сразу после просьбы Дюпена о защите со стороны полиции». Вслух же он сказал:

– Вы должны понять, мистер Фэншоу, что обстоятельства несколько необычны.

– Единственный необычный аспект этих обстоятельств, как я понимаю, – ответил Фэншоу, – состоит в том, что по выходе из тюрьмы я был безоговорочно освобожден от рутинной процедуры докладываться в полицию и прочее. Полагаю, вы осведомлены об этом?

– Безусловно. Я поставлен в известность, что соответствующее распоряжение издано по прямому указанию министра внутренних дел. Случай исключительный.

– Лично я считаю это самым малым, что он мог для меня сделать, – заявил Фэншоу с оттенком высокомерия. – Я всегда достойно обращался с ним, когда он был моим младшим товарищем в школе.

– Вам должно быть хорошо известно, – нетерпеливо сказал Маллет, – что надзор, на который вы жалуетесь, не имеет никакого отношения к произошедшему до того, как вас освободили из тюрьмы.

– Я понимаю вас. Я читаю газеты, как все. Могу ли я заключить, что этот повышенный интерес ко мне связан с событиями, случившимися в конце прошлой недели?

– Если вы читаете газеты, – ответил инспектор, – то должны были заметить, что ваше имя упоминается в репортажах о расследовании по делу Лайонела Баллантайна.

Странная улыбка появилась на худощавом лице Фэншоу.

– В свидетельских показаниях этого крысенка Дюпена? Как не заметить! – Он вдруг повернулся и посмотрел инспектору прямо в глаза. – Позвольте спросить, не подозреваете ли вы меня в этом преступлении?

– Никто не может быть вне подозрений в таком деле, как это, – веско заметил Маллет. – А теперь, мистер Фэншоу, не думаете ли вы, что могли бы помочь нам, ответив на несколько вопросов?

– А если я откажусь, на что имею полное право?

– Тогда, боюсь, вам придется обратиться к министру внутренних дел и попросить его освободить вас от надзора полиции, поскольку я не беру на себя такую ответственность.

Фэншоу выпустил изо рта длинную струю дыма и демонстративно раздавил окурок в пепельнице.

– Очень хорошо, – проговорил он наконец. – Я готов рассказать вам все. Показания Дюпена в основном правдивы. В пятницу утром я действительно заходил к Баллантайну. – Непроизвольная гримаса исказила его лицо при произнесении этого имени. – Мне удалось проникнуть к нему под вымышленным именем, и, едва увидев, кто я, он выставил меня из конторы. Но я успел сказать, что о нем думаю.