Всевидящее око - Луи Байяр Страница 92

8 декабря

Мой дорогой Лэндор! Уверен: вам наверняка будет интересно узнать, как минувшей ночью я возвращался к себе в казарму. Путь мой, как вы могли догадаться, пролегал вдоль берега Гудзона. Ледяной дождь сделал узкую прибрежную полосу крайне скользкой и опасной. Несколько раз мои ноги начинали скользить, и только чудом я избегал холодных объятий декабрьской реки. Мне пришлось напрячь все свои силы и проворство, сцепив их велением разума. Только так я еще мог двигаться вперед.

О, если бы мой разум был целиком занят передвижением по оледенелому песку! Нет, Лэндор. У меня разыгралось воображение, и я почти поверил, что начальство обнаружило мою самовольную отлучку. Разумеется, перед уходом я принял обычные меры предосторожности: соорудил из одежды подобие спящего человека. Но вы сами понимаете, насколько груба подобная уловка. Достаточно лишь отвернуть краешек одеяла, как обнаружится обман. Когда мистер Липпард возвестил о приближающемся офицере, я сразу подумал: это за мной. Дальнейший ход событий вообразить было нетрудно. Арест, затем трибунал перед очами полковника Тайера. Монотонным голосом мне зачитают длинный список моих прегрешений (уж тут-то лейтенант Локк постарается не пропустить ни одного!), затем громогласно объявят приговор.

Отчислить!

Не думайте, Лэндор, что я дорожу своим кадетским статусом. Карьера офицера? Я был бы только рад забыть о ней. Но быть отчисленным из академии – значит навсегда расстаться с магнитом моего сердца! Вы только представьте: лишиться счастья видеть сверкающие глаза Леи! Нет! Я бы этого не вынес!

И потому я с удвоенной силой и решимостью продолжал путь, надеясь на милосердие судьбы. Где-то около двух часов ночи мои усилия были вознаграждены: я добрался до Конского мыса. Только теперь я ощутил крайнее свое измождение и решил немного отдохнуть перед подъемом. Затем я поднялся по скользкой лестнице и без приключений дошел до Южной казармы, поблагодарив судьбу за оказанное милосердие.

Оставался сущий пустяк: войти в казарму и пробраться в свою комнату. Я толкнул дверь. Пропустив меня, она тут же закрылась. Я оказался в кромешной тьме, но не в полной тишине. Мне почудилось, будто я слышу (да, Лэндор, как и в тот раз!) тихий пульсирующий звук, похожий и одновременно не похожий на биение человеческого сердца. Может, это мое сердце? А может, это мое дыхание (оно еще оставалось несколько шумным и учащенным) отзывается эхом в тягучем казарменном воздухе?

Вокруг не раздавалось ни шороха, и тем не менее я ощущал на себе чей-то взгляд. Лэндор, я чувствовал эти глаза и их нечестивый огонь.

Можете представить, какая ярость бушевала внутри меня? С каким упрямством я заставлял свое неподатливое тело двигаться? Шаг, второй, третий. И вдруг я услышал: – Обожди, По.

Эти слова были точно призраки, явившиеся из иного мира. Сколько же времени произнесший их ждал меня в своей темной засаде? Когда он приблизился и я услышал его негромкое учащенное дыхание, мне стало понятно, что этот человек тоже спешил сюда и, скорее всего, появился незадолго до меня.

Меня раздирали сотни противоречивых ощущений, однако я сумел сохранить надлежащее присутствие духа и спросил незнакомца, что привело его среди ночи в чужую казарму. Он не ответил и, как мне показалось, остановился. Впрочем, нет. Все молекулы воздуха в этом колодце тьмы сотрясались от его беспокойного перемещения. И тогда я понял: он двигался вокруг меня, словно Луна вокруг Земли. Только эта «луна» была темной, холодной и пагубной.

И вновь я с максимальной учтивостью осведомился у незнакомца, какое дело заставило его искать встречи со мной и нельзя ли отложить это дело до утра. Голос его прозвучал холодно, сухо и вместе с тем вкрадчиво:

– Ты ведь не обидишь ее, По? А?

Так вот кто ждал меня в темноте вестибюля! Артемус! Представляете, Лэндор, достаточно ему было упомянуть о ней, как все мои чувства хлынули наружу. Избегая малейшей двусмысленности, я ответил, что скорее решусь остаться без рук и ног, чем причиню малейшую обиду его сестре. (Как меня подмывало сказать: «Я скорее вырву сердце из груди», но я сдержался.)

– Я не это имел в виду, – спокойно возразил мне Артемус. – Могу ли я быть уверен, что ты не воспользуешься минутной женской слабостью? Не хочется думать, что человек с такими печальными глазами способен повести себя как хам и грубиян.

Я ответил ему, что, согласно моим представлениям, любые телесные чары, присущие женщине, всегда бледнеют в сравнении с неодолимой притягательностью чар духовных, которые есть суть настоящего женского обаяния и которые способствуют длительному союзу обоих полов.