Таблетки от жадности - Светлана Алешина Страница 9

Майор сделал небольшую паузу, прежде чем задать следующий вопрос:

– Во время его нахождения в вашем ресторане употреблял ли он какое-нибудь из имеющихся там блюд?

– Разумеется! – Казалось, хозяйка ресторана удивлена тупости вопроса. – Мы его накормили обедом, все, как положено. Надеюсь, вы не собираетесь квалифицировать этот обед как дачу взятки?

Милиционер некоторое время смотрел на Андрееву пристально и серьезно, словно не слыша иронии в ее словах.

– Были ли в числе съеденных Верейским блюд, – тут он вытащил из кожаной папки еще один лист, стал читать по нему, – рыбный суп с овощами, спагетти с рыбой и орехами, рисовые крокеты с ветчиной, жаркое со спаржей и сыром-брынзой, лечо с грибами, крем-брюле с арманьяком, сбитые сливки с ананасами?..

Майор остановился, вопросительно уставившись на хозяйку ресторана.

– Конечно! – невозмутимо отвечала она. – Все это он ел.

Майор Белоглазов снова как-то странно, пристально посмотрел на нее, потом удовлетворенно кивнул и, не говоря ни слова, принялся писать что-то все на том же листе бумаги.

Мы все в это время стояли в напряженных позах вокруг него в нетерпеливом ожидании объяснений, что бы все это значило. Я не раз поднимала вопросительный взор на Валеру Гурьева, который, по-видимому, был в курсе происходящего. Но он только показывал глазами на склонившегося над листом бумаги майора, давая понять, что тот сам все объяснит. Я злилась на Валерину бессердечность, но поделать ничего не могла.

А майор, закончив рисовать буковки в одной бумаге, принялся делать то же самое в другой и третьей, будто издевался над нами. Наконец кончив свою писарскую работу, он протянул одну бумагу Надежде Андреевой, другую – мне, третью – Валере Гурьеву и сказал:

– Вот, ознакомьтесь и подпишите.

В моем протоколе в замысловатых милицейских выражениях было изложено содержание предыдущего диалога, и от моего имени удостоверялось, что я его слышала и подтверждаю изложенные в нем факты. Недоумевая, зачем все это нужно, я подписала протокол. Вместе со мной то же самое сделали Надежда Андреева и Валерий Гурьев. Майор с удовлетворенным видом принял от нас бумаги, аккуратно сложил их в свою кожаную папку и только после этого торжественно объявил:

– Гражданка Андреева Надежда Алексеевна! На основании имеющихся у следствия улик, подтверждаемых и вашими собственными показаниями, вы арестованы по подозрению в преднамеренном убийстве Верейского Дмитрия Сергеевича, санитарного врача городской санэпидстанции.

И пока мы все, ошарашенные словами майора, стояли, точно пригвожденные к месту, Белоглазов взял хозяйку ресторана за локоть и медленно повел ее к выходу из студии. Надежда Андреева молча и безропотно подчинилась. Прошло некоторое время, прежде чем мы, опомнившись, бросились за ней следом. А что, собственно, могли мы теперь сделать?

Майор Белоглазов преспокойно вывел Надежду Андрееву во двор телецентра и усадил в стоявшую там милицейскую «Волгу» – хорошо хоть не в «воронок» с зарешеченными окнами, на котором перевозят матерых преступников. Потом «Волга» преспокойно выехала за ворота телецентра и скрылась за поворотом, а мы так и остались стоять, где стояли, потрясенные, растерянные, расстроенные.

– Пойдем, присядем, Ирина, – услышала я рядом с собой голос Валеры Гурьева. – Что теперь здесь, у ворот, стоять.

Я послушалась, и мы вчетвером уселись на лавочку в нашем крохотном, но очень ухоженном скверике во дворе телецентра.

Жаркий июльский день погас, на улице сгущались сумерки. Ослепительное солнце-мучитель скрылось за горой, небо на этом месте оставалось светло-голубым с редкими золотисто-розовыми облачками; с противоположной же стороны небесная лазурь приобретала поминутно все более густеющий темно-фиолетовый оттенок. Дул ласковый теплый ветерок, сидеть на лавочке в скверике было удивительно хорошо и приятно, несмотря на терзающую душу печаль по поводу происшедшего.

– У меня в голове не укладывается, – сказала я наконец. – Надежда Андреева – убийца! Они это что, серьезно?

– Абсолютно серьезно! – подтвердил Гурьев. – Понимаешь, у милиции настолько серьезные и неопровержимые улики, что майор просто не мог поступить иначе, как сразу же арестовать хозяйку ресторана. Тем более что она, как дура, сразу во всем призналась и рассказала именно то, что следствию было нужно.

Я изумленно смотрела на Гурского. Циничный тон его реплики сильно смутил меня.

– Подожди, Валера, я что-то ничего не пойму, – сказала я. – Почему это Надежда Андреева созналась, как дура? В чем, собственно, она созналась?

– Фактически в убийстве Верейского, – ответил Валерий. – И майор не преувеличивает. На основании улик и ее показаний твоя Надежда Андреева уже, считай, осуждена, так что ни один адвокат ее теперь из тюрьмы не вытащит.

– Да уж, Ирина, – саркастически проговорил Павлик, – везет тебе. Вечно на твоей программе что-нибудь случается!

– Вот я и говорю! – поддержал его Валера Гурьев. – Я совсем немного не успел, опоздал тебе позвонить, предупредить, чтобы ты отказалась от эфира с Андреевой. Тогда бы для тебя все сейчас было просто и понятно. И что хозяйка ресторана в тюрьме, нам никакого дела нет. А теперь получается, что ты, Ирина, матерую преступницу в своей программе показала, да еще как раз в день совершения ею страшного преступления.

Я почувствовала, как кровь бросилась мне в лицо, и, хотя вечер был приятно теплый, меня всю затрясло, точно в лихорадке. Боже мой, опять влипла! Что за злой рок преследует мою программу? Вечно, чуть ли не каждый раз происходит на ней какое-нибудь криминальное ЧП, и мне приходится отмазываться от обвинений в связях с преступным миром. Господи, да что же это за проклятие на мне такое!

– Ирина, ты только не паникуй и не сходи с ума! – успокаивал Валера Гурьев, внимательно наблюдавший за выражением моего лица. – Сделанного не воротишь, программа уже прошла в эфир, ее не вернешь. Славно, что Кошелева сегодня нет, у нас до понедельника есть целых два дня для восстановления нервного тонуса после происшедшего. А вернется Кошелев, мы найдем, что ему сказать. Отмажемся, Ирина! – обнадеживающе восклицал Валерий. – Не в первый раз!

Но я, не реагируя на заверения Гурьева, сидела на лавочке, понурив голову и глубоко задумавшись. Что-то во всем этом, рассказанном Валерой, меня никоим образом не устраивало.

– Все равно, – сказала я, – не могу поверить, что Надежда Андреева убийца. Валера, ты говоришь, у милиции есть какие-то неопровержимые улики. Ты знаешь точно, что это за улики?

– Прежде всего было сделано вскрытие, – начал Валера, – которое показало наличие в крови Верейского сильнодействующего яда, что, несомненно, и послужило причиной смерти.

– Яда! – ахнула я. – Тогда все понятно. Помнишь, Павлик, ты говорил, что столкновение было слишком слабым, чтобы от него умереть?

– Конечно, – кивнул оператор. – И мне тогда показалось, что это не простое ДТП.