Царство черной обезьяны - Анна Ольховская Страница 9

– Не выпустишь. – Я подняла пистолет и, поддерживая его двумя руками, направила ствол на… м-м-м, в паховую область, короче. – Не успеешь. Отстрелю колокольчики.

– К-какие к-колокольчики? – Ведь понял же, судя по внезапно развившемуся заиканию, чего переспрашивать.

– Те самые. Нужные. Или уже нет?

– Петька, вали эту суку! – завизжал вдруг поганец, глядя мне за спину.

Рефлекторное желание повернуться и посмотреть на заявленного в программе Петьку я безжалостно придавила ботинком. Тоже мне дурочку нашел! Я сейчас начну испуганно озираться, а он у меня пистолет заберет.

Но хриплое рычание и последовавший за ним тонкий, какой-то заячий крик изящно намекнули мне, что я была не права.

Не опуская пистолета, я слегка развернулась, чтобы видеть и плюгавца, и то, что происходило у меня за спиной.

Господи, да как же он смог-то!

На снегу, в паре метров от меня, корчился и выл от боли здоровенный детина. Рядом с ним валялось очень несимпатичное, толстое и сучковатое, полено, предназначавшееся, как я понимаю, для моей многострадальной головушки.

Но встречи полена с головой не произошло. Потому что на правой руке детины, намертво сжав челюсти, висел тот самый, только что лежавший полутрупом пес. Кровавый след, тянувшийся за ним, доказывал, что даже двигаться, не говоря уже о броске на здоровенного амбала, зверь был не в состоянии.

Но он бросился, превозмогая чудовищную боль, чтобы защитить чужую тетку.

Чужую?! Я всмотрелась, и… Руки заходили ходуном, кровь отхлынула от лица и накрыла захлебнувшееся сердце. Я перевела помертвевший взгляд на почему-то вдруг закрывшегося руками поганца и подняла пистолет повыше:

– Ты. Бил. Мою. Собаку.

Говорить с внезапно окаменевшим горлом очень трудно, слова гулко падали в пространство. В голове пульсировало одно желание – раздавить гниду.

Потому что на снегу, истекая кровью и не разжимая челюстей, лежал МОЙ пес. Пропавший полгода назад Май. Он смотрел на меня и плакал. Молча. То ли от радости, то ли от боли. Скулить, видимо, сил у зверя не было.

– Ты че, ты че, ты не это! – подвывая от страха, бормотал обсосок. – Не стреляй! Тебя же посадят!

Почему-то выражение моего лица ему крайне не нравилось. Категорически. Он начал пятиться, не отрывая от меня побелевших от ужаса глаз.

А я медленно надвигалась, продолжая ронять слова-камни:

– Ты. Украл. Моего. Пса. Ты. Его. Бил. Ты. Заставлял. Его. Убивать. Теперь. Я. Убью. Тебя.

– Не-е-ет! Не надо! Я не хочу!

Темная пелена поднималась все выше, с чавком заглатывая эмоции, разум и чувства. На поверхности осталось то, что не тонет. Например, желание убить.

Павиан прочитал это в моих глазах, упал на колени и завыл.

А я… Я внезапно словно увидела себя со стороны. И содрогнулась от омерзения. Посреди двора стояла зомби Паскаля Дюбуа: мертвое, неподвижное лицо, черные провалы глаз и – полыхающая мраком ненависть.

М-да, общение с бокором бесследно, как видно, не проходит. Бр-р-р, гадость какая! Я встряхнулась, и во все стороны полетели черные ошметки ментальной грязи.

Шибздоид, не почувствовав перемены в моем настроении, продолжал выть, уткнувшись носом в колени. Его свора, только что заходившаяся от лая, смолкла и с любопытством прислушивалась к хозяйскому дуэту (не забывайте о Пете).

Больше всего мне сейчас хотелось отшвырнуть пистолет и броситься к своему псу. Обнять его измученную морду, заглянуть в преданные глаза, убедиться, что с ним все будет в порядке. Но – нельзя. Пока нельзя.

Ну где же, где же кавалерия Левандовского?

Здесь. За забором послышался шум подъехавших машин, захлопали дверцы, и в так и не закрытую хозяином калитку ворвались добры молодцы в камуфляже.

Наконец-то! Я упала на колени перед окровавленным зверем и дрожащими пальцами осторожно провела по изуродованной шрамами голове:

– Май! Хороший мой, как же ты так?