Пикник на красной траве - Анна Данилова Страница 9

Ей вдруг расхотелось плакать. Какой же легкий это человек, поразилась она тому, как внутри ее от мягкого говора Лютова что-то высвободилось и покинуло ее, как выпутавшаяся из оконной марли ночная бабочка. В сущности, что страшного-то произошло? Она здорова, молода и полна сил. И если бы не история с Ингой… рассказать или нет? Лютов не предаст ее, но подскажет, как надо действовать. И все же что-то удержало ее, хотя коньяк, морскими волнами шумевший в голове, советовал как раз обратное. Но она вдруг испугалась, что Лютов разочаруется в ней и бросит ее здесь, расхристанную, пьяненькую, на произвол судьбы. Он с такой же легкостью и в популярной форме объяснит ей, что раз она сама избрала такой путь наживы и устройства в мире, то нехай себе и погибает…

– Поступим следующим образом. Сейчас я провожу тебя в номер и уложу спать. Тебя не тошнит?

Она что-то промычала в ответ. Ей было ужасно стыдно за то, что она напилась и вела себя как самая настоящая провинциалка, дорвавшаяся до бесплатной выпивки.

– Рита, ты меня слышишь?

Они были уже, оказывается, в номере, а она даже не заметила, как здесь очутилась. Начались провалы в памяти.

– Я тебе помогу раздеться, ты не обращай на меня внимание… Подожди, сейчас принесу халат… Стой и не падай… О господи!

Из Марго хлынуло, и Лютов, подхватив ее под мышки, поволок в ванную.

– Убить тебя мало, поганку такую… Открой пошире рот… – И два его пальца втиснулись в самую ее глотку.

* * *

Утром он поил ее горячим кофе. Постель ей уже заменили, халат принесли чистый.

– Если хочешь искупить свою вину, переезжай ко мне. Еще одно такое художество, и ты влетишь в какую-нибудь грязную историю. Ты девка красивая, доверчивая, словом, из Баронска. И не злись, в провинции все добрые и доверчивые. И это хорошо. Так переедешь ко мне?

– Я не могу, – говорила она, делая большие глотки и чувствуя, что никак не может напиться.

– Хочешь, я закажу для тебя апельсинового соку?

– Да, хочу, очень хочу.

– Тогда пообещай, что переедешь.

– Не могу.

Он относился к ее словам несерьезно. И это бросалось в глаза. И все же он казался ей самым близким и родным человеком на всем белом свете. Она уже боготворила его, она хотела жить у него, разговаривать с ним и задавать вопросы, но бурчала свое «не могу», не в силах признаться в причине.

– Понимаешь, – оживилась она после того, как выпила два стакана сока залпом, – я могла бы рассказать тебе кое-что, но тогда ты уже не захочешь, чтобы я жила с тобой в одной квартире.

– Ты занималась проституцией? – спросил он, не глядя на нее. – Так это не беда. Сейчас ты в Москве, где тебя никто не знает. Я покажу тебя хорошему гинекологу, мы подлечим тебя, будешь как новенькая, выдадим замуж за приличного человека, и все – твое будущее обеспечено.

– Дело не в проституции… – сказала она и почувствовала, как покрывается мурашками.

Лютов подошел к ней, рывком задрал рукава халата, словно опомнившись. Внимательно осмотрел вены.

– Ты на игле? Или «колеса» глотаешь?

– Нет, ты что! – прошептала она. – Я не наркоманка.

– Значит, у тебя СПИД? – Лицо его побледнело, и Марго поняла, как он переживает за нее, недостойную.

– Лютов, я здорова как лошадь, – ответила она мрачно и опустила рукава. – Я совершила преступление. Выбросила в окно труп соседки по купе.

* * *

– Значит, так, сопли размазывать не будем. Но чтобы ты знала, что тебя ждет за твои художества, я должен встретиться с адвокатом и проконсультироваться…

– Ты хочешь все ему рассказать?

– Я скажу, что один мой знакомый молодой писатель пишет книгу и ему нужно узнать…

– Понятно, – оборвала она его. – Валяй. Но только не выдавай меня. Я и сама не знаю, как это случилось. Меня бес попутал. Я не хотела быть проституткой, наркоманкой и закончить свои дни со СПИДом в крови. Посуди сам, у меня нет никакого образования, кроме парикмахерских курсов, в Москве меня никто не знает…

– А как же я? Почему ты так плохо думаешь о людях? Кто так поработал над тобой? Твой последний дружок-картежник?

– Не знаю, наверное… Но ведь она была мертва! Мертва!

– Откуда ты знаешь?! А что, если она была жива, когда ты ее выталкивала в окно?

– Нет, она была холодная. Ее сердце не билось. На зеркальце не было пара. Пульс не прощупывался. Она НЕ ДЫШАЛА, пойми ты! Она была мертва!

– А если она до сих пор жива? – Лютов остановился посреди комнаты, по которой носился вот уже несколько минут, переваривая страшную новость.

– Я не сказала тебе… не успела… Я же похоронила ее. Позавчера. Взяла машину и поехала в Узуново… Я расскажу тебе все, если ты принесешь мне еще соку или минеральной воды, только холодной.

Лютов слушал молча, лишь изредка бросая на нее странные, глубокие взгляды, словно спрашивая себя, а что он, собственно, делает в этом гостиничном номере, где воздух пропитан отравой?

– А ты хладнокровная и расчетливая особа, – сказал он, когда она закончила говорить. – Все раздобыла: и лопату, и фонарь, и клеенку… Отлично срежиссировала. Что я могу тебе на это сказать? Можешь какое-то время жить спокойно. Билета у тебя не было, поэтому никто, кроме проводниц, не сможет подтвердить, что ты ехала именно на этом поезде. Но у проводниц таких «зайцев» – тьма. К тому же шума-то еще не было. Твоя Инга могла выйти на какой угодно станции без особого труда. Я сам лично всегда выхожу на всех станциях – подышать свежим воздухом и купить пива. Раз труп оказался на месте, то есть под насыпью, следовательно, его никто не видел, а если и видел, то лишь из поезда, но его могли принять – правильно ты говоришь – за что угодно… Там же деревья? Поехали дальше. Кто тебя видел? Женщина, которая подвозила тебя до Узунова. Ну и что? Там наверняка есть дачи. И Узуново только у тебя, да теперь еще и у меня будет связано с именем Инги – труп-то пока никто не обнаружил. Да и вряд ли обнаружат. Разве что случайно. Или лиса разроет, или охотничья собака, или какой-нибудь бродяга наткнется. Но ведь там лес, что там делать бродяге, да еще и в пяти с лишним километрах от самой станции? Главное, ты не паникуй. Что касается, выдавать мне тебя милиции или нет, посмотрим на твое поведение. Но, если честно, ты разочаровала меня, Рита…

– Марго, – поправила она его. – Меня все зовут Марго. Хотя бы до тюрьмы зовите меня так, а потом мне уже будет все равно. Понимаете, моя жизнь не задалась с самого начала, да и у моей мамы тоже. Когда я увидела, что Инга мертва, я решила, что сама судьба подбрасывает ее мне. Вот такая я дура.

– Да уж, умной тебя никак не назовешь. Только прекрати выкать, уши вянут. Ты напилась?

– Напилась. Теперь я как аквариум, не хватает только апельсиновых рыбок.