Дипломаты, шпионы и другие уважаемые люди - Олег Агранянц Страница 9

39. ДОСААФ и рыбец

Однажды один ответственный товарищ в Волгограде объяснял немецким специалистам:

— До войны на месте заводского клуба располагалась школа ОСОАВИАХИМа.

Переводчица молчала. Он спросил ее:

— ОСОАВИАХИМ трудно перевести?

— Трудно, — призналась она.

— Тогда скажите просто: не ОСОАВИАХИМ, а ДОСААФ.

В Ростове такой же начальник рассказывал французам о рыбе. Речь зашла о рыбе под названием «рыбец».

— Ты объясни им, — сказал он переводчику. — Бывает баба, а бывает бабец. Так и рыба. Бывает рыба, а вот эта — рыбец.

Переводчик Юра Серегин, не моргнув глазом, рассказал французам какой-то анекдот. Они засмеялись. Все были довольны.

40. Грозный Аброскин

Когда я переходил из Комитета по координации в райком комсомола, от райкома партии мое новое назначение курировал третий секретарь райкома Павел Иванович Груздов.

Однажды, когда я уже сидел в кабинете секретаря райкома, мне позвонила секретарша:

— Павел Иванович хочет с тобой побеседовать.

Сначала общие слова, потом Павел Иванович спросил:

— Как у тебя на работе? Нет препятствий?

А препятствия были. Мой непосредственный начальник Н. Бушмарин вел себя непорядочно. В лицо говорил одно, за глаза другое. Ставил палки в колеса по мелочам. Я все и рассказал.

По мере моего рассказа и реакции собеседника я понял, что беседую не с Павлом Ивановичем Груздовым, а с самим Аброскиным, тоже Павлом Ивановичем.

Реакция Аброскина была мгновенной и жесткой. После разговора со мной он сразу же вызвал Бушмарина. И вернулся тот только через несколько месяцев. Прямо из кабинета Аброскина его увезла скорая помощь. Вряд ли у него остались обо мне хорошие воспоминания.

До работы в комитете Аброскин был директором Новочеркасского электровозостроительного завода. После его ухода там в 1962 году произошло легендарное восстание рабочих. Одним из требований восставших было возвращение на завод Аброскина. И Аброскина немедленно вернули в Новочеркасск.

А в том кабинете, из которого я с ним разговаривал по телефону, через полтора десятка лет заседал секретарь райкома Михаил Ходорковский.

41. Память о человеке

Одним из заместителей председателя комитета был некто Борис Николаевич Попов (отчество, может быть, путаю). Человек он был не просто крутого, а очень крутого нрава. И глуп. Что в сочетании с крутым нравом делало работу с ним трудной. До комитета он работал председателем совнархоза (при Хрущеве были такие) в Волгограде.

Когда я однажды оказался в Волгограде, то с удивлением узнал, что там его еще помнят, хотя он уже пять лет работал в Москве. Более того, каждый год празднуют день, когда он был переведен в Москву.

42. Спасительный идиотизм

В Адлер делегация ООН должна была лететь на самолете. Переводчица Лида Ганина летела первый раз в жизни и очень боялась. Когда мы начали рассаживаться по креслам, мимо нас провели совершенно пьяного, еле державшегося на ногах моряка, капитана второго ранга.

— Смотри-ка, — сказал я Лиде, — абсолютно пьяный! Как он будет вести самолет!

Лида, естественно, приняла моряка за пилота, от страха начала трястись и попросила у переводчицы Наташи лекарство от сердца.

Чтобы исправить положение, переводчик Юра Серегин отправился к пилотам и заявил, что, так как среди пассажиров много армян, он готов переводить объявления на армянский, которого он, естественно, не знал. Когда он принялся на весь самолет нести абракадабру, да еще с карикатурным акцентом, Лида начала смеяться:

— Это же идиотизм!

— Тебе нужно лекарство от сердца? — спросила Наташа.

— Нет, — отвечала Лида. — Полегчало.

43. Берта Львовна

За месяц до свадьбы у меня разболелись зубы. Сразу два. Справа и слева. Мое твердое решение рвать и не мучиться, врач, полная пожилая дама по имени Берта Львовна, категорически отвергла и начала лечить. И я целых две недели через день ходил на лечение, которое безболезненным назвать нельзя. Иногда у меня были поползновения встать и уйти куда глаза глядят.

Потом мне приходилось ставить пломбы у французских, американских, канадских врачей. У них были прекрасная техника, высокоскоростные машины, обезболивающие мази.

Сейчас мне больше 80 лет. Все пломбы, которые мне ставили эти врачи, вылетали — и мне ставили новые. Но пломбы, которые мне поставила Берта Львовна, стоят. Стоят вот уже более 50 лет.

44. Мальчишник, которого я не помню

Наша с Ларисой свадьба была назначена на 1 февраля, а в конце января меня отправили в командировку в Киев. Вернуться я должен был только утром в день свадьбы.

Когда днем 31 января я рассказал ребятам из Совмина Украины, что завтра у меня свадьба, они никак не отреагировали, но в семь часов явились ко мне в номер с провиантом:

— Надо организовать мальчишник.

Я отказывался: завтра улетать, вещи еще не собраны…

Они меня не слушали.

Я пришел в себя, только когда меня растолкала стюардесса:

— Москва.

Дома будущая супруга, открыв мой чемодан, порадовалась:

— Молодец. Так аккуратно сложил все вещи.

Я не стал ей говорить, что понятия не имею, кто складывал вещи, и оказавшиеся в чемодане подарки я не покупал.

Это была не последняя веселая история перед свадьбой. Шофер такси, который вез нас из загса в ресторан, ошибся и вместо «Праги» повез в «Советский». А когда понял ошибку и поехал в сторону «Праги», у него кончился бензин. Мы долго голосовали, пока не поймали новую машину. Опоздали мы на свадьбу прилично. Но ничего. Живем дружно уже больше пятидесяти лет.

45. Легендарный случай

Не могу не рассказать о таком веселом и трудном хлебе, как работа переводчика. И конечно же, несть числа веселым историям об ошибках переводчиков.

Однажды во время встречи рабочих делегаций в подмосковном санатории русские узнали, что среди французов есть молодожены, и потребовали, чтобы те по русскому обычаю поцеловались, а все кричали «Горько!».

Все было бы неплохо, но, как это ни покажется странным, в современном французском языке нет глагола «целоваться», старые словари приводят глагол baiser, который на жаргоне означает только «трахаться», причем это самый грубый синоним данного слова. Молодая переводчица этого не знала и перевела: «По русскому обычаю вам надо потрахаться, а мы будем кричать «Горько!». А дальше игра слов: amer и à mère. И получилось: «Вы будете трахаться, а мы — кричать «Стань матерью».

— Где трахаться? — уточнили любознательные французы.