Особо опасен - Джон Ле Карре Страница 9

Он глянул на свои золотые часы, подарок Эдварда Амадеуса на его двадцатиоднолетие. Еще две минуты, и она опоздает, но адвокаты и банкиры никогда не опаздывают. Как, вероятно, и шантажисты.

На улице буйствовал мистраль. Накидка швейцара в цилиндре, метавшегося от одного лимузина к другому, хлопала, как два бесполезных крыла. Хлынул ливень, и в этом молочном мареве исчезли люди и автомобили. И вдруг из него, словно человек, чудом уцелевший после схода лавины, вынырнула приземистая фигурка в чем-то бесформенном и в платке вокруг головы и шеи. На мгновение Брю с ужасом подумал, что женщина взвалила на себя труп ребенка, и лишь затем осознал, что это здоровенный мужской рюкзак.

Она поднялась по ступенькам, прошла через вращающиеся двери и остановилась. Женщина задерживала идущих следом, что ее не смущало, если, конечно, она отдавала себе в этом отчет. Она сняла очки с каплями дождя, вытащила конец платка из недр своего анорака, протерла стекла и снова водрузила на нос очки. Тут к ней обратился герр Шварц, и она в ответ коротко кивнула. Оба повернули головы в сторону Брю. Герр Шварц намеревался проводить ее к столику, но она отрицательно покачала головой. Переместив рюкзак на одно плечо, она направилась к нему между столиками, глядя прямо перед собой и игнорируя окружающих.

Никакого грима, ни грамма лишнего жира, отметил про себя Брю, вставая ей навстречу. Уверенные плавные движения маленького самодостаточного тела в безвкусной оболочке. Вид несколько марсианский, как, впрочем, у большинства современных женщин. Круглые очки без оправы ловят блики канделябров. Частоту моргания не определишь. Кожа ребенка. Лет на тридцать моложе меня и на фут ниже, но шантажисты встречаются всех размеров и молодеют день ото дня. Лицо мальчика-певчего под стать голосу.

Сообщника не видать. Темно-синие джинсы, армейские ботинки. Портативная красота в камуфляже. Жесткая, но уязвимая; упорно, но без особого успеха прячет свою женственность. Вторая Джорджи.

— Фрау Рихтер? Прекрасно. Я Томми Брю. Что вам заказать?

Ладонь такая маленькая, что он инстинктивно ослабил рукопожатие.

— Вода у них здесь есть? — Она сердито посмотрела на него сквозь очки.

— Разумеется. — Он жестом подозвал официанта. — Вы добирались сюда пешком?

— На велосипеде. Без газа, пожалуйста. И без лимона. Комнатной температуры.

#

Усевшись напротив него, как на кожаном троне, — спина прямая, руки на подлокотниках, колени сведены вместе, рюкзак в ногах, — она первым делом его изучила: сначала руки, золотые часы, туфли, потом глаза, вскользь. Кажется, не увидела ничего такого, что ее удивило бы. Брю, в свою очередь, тоже подверг ее инспекционному осмотру, пусть и не столь откровенному: воду она пила, «как учили», с прижатым локотком; среди окружающей роскоши, которую явно не одобряла, держалась уверенно; особа, скрывающая свою породу; завуалированный стилист.

Она сняла платок, обнаружив под ним шерстяной берет. На бровь упала прямая золотистая прядь. Она убрала ее на место, прежде чем сделать глоток, и продолжила изучать своего визави. Ее серо-зеленые глаза, увеличенные стеклами, смотрели на него без стеснения. Медово-крапчатая, вспомнилось ему выражение. Откуда? Наверняка из какого-нибудь романа, всегда лежавшего у Митци на прикроватной тумбочке. Маленькая высокая грудь, нарочито не подчеркнутая.

Из кармана на синей шелковой подкладке своего пиджака от «Рэнделла» Брю достал визитку и с вежливой улыбкой протянул ее через стол.

— Почему Фрэры? [3]— пожелала знать она. Ногти по-детски коротко обрезаны, пальцы без колец.

— Идея моего прадеда.

— Он был француз?

— Боюсь, что нет. Но хотел им быть, — выдал Брю стандартный ответ. — Он был шотландец, а многие шотландцы ассоциируют себя скорее с Францией, чем с Англией.

— У него были братья?

— Нет. Как и у меня, увы.

Она нагнулась к рюкзаку, раскрыла молнию сначала на одном отделении, потом на другом. Через ее плечо Брю разглядел, как в калейдоскопе: бумажные салфетки, флакон с жидкостью для протирки линз, сотовый телефон, ключи, блокнот, кредитные карточки и досье в обложке из буйволовой кожи, пронумерованное, с закладками, как адвокатское резюме в суде. Вроде бы никаких признаков магнитофона или микрофона, но при нынешней технике разве можно быть в чем-то уверенным? Не говоря уже о том, что под этим одеянием вполне мог поместиться десятикилограммовый пояс шахида.

Она протянула ему свою визитку.

«Северный приют», прочитал Брю. «Благотворительный христианский фонд защиты лиц без гражданства и перемещенных лиц в северном регионе Германии». Офисы в восточной части города. Телефон, факс, электронный адрес. Расчетный счет «Коммерц-банка». В понедельник при необходимости переговорить по-тихому с их менеджером, уточнить ее кредитный рейтинг. Аннабель Рихтер, адвокат. Его мозг прожгли слова отца: «Никогда не верь красивой женщине, Томми. В преступном мире они самые опасные».

— Взгляните и на это, — сказала она, протягивая ему удостоверение личности.

— Ну что вы. Зачем? — запротестовал он, хотя подумал о том же самом.

— Может, я не та, за кого себя выдаю.

— Да? И кем же вы можете оказаться?

— К некоторым моим клиентам обращались люди, называвшие себя адвокатами, хотя таковыми не являлись.

— Ужас. У меня нет слов. Надеюсь, со мной такое не случится. Хотя, конечно, все возможно, не так ли? И я даже знать не буду. Страшно подумать, — произнес он с наигранной беззаботностью. Но если он рассчитывал, что она поддержит этот тон, то его ждало разочарование.

Он разглядывал фотографию на удостоверении: распущенные волосы, солидные очки и то же лицо, только без сердитого взгляда. Аннабель Рихтер родилась во Фрайбурге-им-Брейсгау, в 1977 году, что делает ее едва ли не самым молодым адвокатом в Германии, если она действительно адвокат. Откинувшись на спинку стула, как боксер, отдыхающий между раундами, она продолжала разглядывать его через старушечьи очки — миниатюрная, подтянутая фигурка в безразмерной, наглухо застегнутой куртке.

— Слышали о нас? — спросила она.

— Простите?

— «Северный приют». Слышали про нашу деятельность? Хоть какая-то информация до вас доходила?

— Боюсь, что нет.

Тихо покачивая головой, словно не веря своим глазам, она оглядывалась вокруг. Престарелые пары, разодетые в пух и прах. Шумная богатая молодежь в баре. Пианист, играющий любовные песенки, до которых никому нет дела.

#

— И кто же финансирует вашу благотворительную организацию? — поинтересовался Брю, изображая практический интерес.

Она пожала плечами.

— Пара церквей. Свободный город Гамбург в порыве великодушия. Как-то выживаем.