Дело Нины С. - Мария Нуровская Страница 9

«Он разберется», – сказала моя сестра.

И она оказалась права. Все произошло само собой.

Когда мой любимый проводил меня до дома, мне казалось, что я впервые поднимаюсь на крыльцо, поросшее диким виноградом, впервые переступаю порог нашей виллы. Я самой себе казалась чужой – столько новых ощущений сразу! – боялась, что мне не хватит сил со всем справиться.

«Лилька, – сказала я по телефону сестре, – ты должна влюбиться, любовь – это настоящее чудо!»

Лиля рассмеялась:

– Я рассказываю об этом, пан комиссар, чтобы вы могли почувствовать атмосферу нашего дома, а также поняли, что представляло для нас самую большую ценность…

* * *

(магнитофонная запись)

Разумеется, в результате того, что имуществом мамы распоряжался пан Б., она оказалась на грани разорения, но на самом деле ни она, ни мы все никогда не придавали большого значения деньгам. Однажды, очень давно, наш семейный летописец, Александр Сворович, произнес за рождественским столом: «Огорчаться из-за материальных вещей недостойно человека!»

Мне кажется, дедушка имел в виду времена гитлеровской оккупации и восстания , когда люди теряли все нажитое, ведь важнее всего было сохранить жизнь… Возможно, и сейчас следовало бы об этом помнить. Вероятно, Ежи Баран насмерть об этом забыл, и поэтому она за ним пришла…

Нет, ей-богу, я ничего не знаю о его служебных контактах и делах. Я была несколько раз в офисе на улице Фрета, но там царило благодушное спокойствие, сотрудники сидели за своими столами, и им нечем было заняться. Меня это особенно не удивило – этот человек появился здесь бог весть откуда, как он мог конкурировать с живущими здесь испокон веку кланами юристов?

Между тем мама вдруг превратилась в этакую бизнес-леди. Решила инвестировать деньги, поступавшие из Германии. Она купила в Старом городе квартиру с видом на древнейший варшавский костел и еще даль-

ше – на Вислу. Собиралась ее сдавать. Следующим приобретением стал дорогой автомобиль, лимузин марки «Вольво», и на этой машине мы отправились искать подрядчика, который построил бы нам дачу у моря. Участок уже был, я присмотрела его несколько лет назад. Мы отдыхали тогда с мамой и Пётрусем в Карве . Они легли спать после обеда, а я отправилась на дальнюю прогулку вдоль берега моря. Шла-шла и в какой-то момент остановилась напротив выхода с пляжа. И совершенно случайно для себя открыла потрясающее место прямо за дюной, за полосой старых дубов и тянущимися до горизонта лугами. Мы приобрели довольно большой кусок земли. И там теперь должен был встать наш дом. Не обошлось и без трудностей, прежде чем мы смогли в нем поселиться, но этот момент в конце концов наступил.

Дом был зимний, в староголландском стиле, то есть с фахверковым фасадом, потому что только такой, по распоряжению Управления охраны памятников старины, там можно было поставить. Именно в этом месте несколько веков назад поселились голландцы, они осушали луга, рыли каналы. По сей день сохранились их старинные шлюзы.

Я обожаю туда ездить. По вечерам, когда над лугами поднимался туман, я наблюдала захватывающее зрелище – журавлиный танец. Это трудно описать тому, кто никогда ничего такого не видел. Длинноно-

гие и длинношеие птицы, размахивая огромными крыльями, в дымке выполняли затейливые телодвижения. Зрелище на грани сна и яви, со звуковыми эффектами. Крик журавлей, несущийся со стороны лугов, напоминал музыку техно, которая для меня только в таком исполнении была приемлема.

Пётрусь не был их фанатом. «Опять орут эти птицы», – морщился он.

Часто на пару дней к нам присоединялся Мирек. Мы с Пётрусем выходили встречать его к автобусу. Я не могла дождаться того момента, когда мы снова увидимся. Когда любимого не было рядом, мне начинало не хватать кислорода. Мне был необходим этот мужчина, просто чтобы жить. Мне все в нем нравилось: фигура, седеющие, несмотря на молодой возраст, виски, густые брови, под которыми скрывались чуть насмешливые глаза, задорный, слегка вздернутый нос и мягкие губы. У него был размашистый шаг, я едва за ним поспевала. Как сказала моя сестра, Мирек был убийственно красив, и действительно непонятно, почему он обратил внимание на такую обычную девушку, как я. Потому что меня обычно не замечали – я сливалась с фоном. Чего не скажешь о Лильке, хотя она поразительно похожа на меня: как обычно бывает у близнецов, у нас совершенно одинаковые лица, одинаковые фигуры. Если бы мы встали рядом обнаженные, никто, кроме мамы, нас бы не отличил. Да-да, но Лильке надо добавить тщательный макияж, который ежедневно занимал у нее более часа, модную «рваную» стрижку… ну и то, во что Лилька

одета. Обычно это идеально скроенный костюм и такие высокие шпильки, что я не смогла бы в них шагу ступить.

Тетка предостерегала ее даже:

«От таких каблуков тебе через несколько лет обеспечен халюс вальгус и не обойтись без операции».

Моя сестра только смеялась:

«Через несколько лет? Я не строю таких долгосрочных планов, мне лишь бы дотянуть сегодня до вечера».

«Это уже немало», – пожимала плечами тетка.

Мирек должен был быть всегда рядом. Мы уже признались друг другу, что хотим быть вместе в горе и в радости, в болезни и в здравии.

«Но я бы хотел, чтобы ты повторила это перед священнослужителем в обычном платье, – сказал мой любимый. – Потому что церковного развода у меня, к сожалению, нет, а процедура признания брака недействительным может длиться годы».

«С Господом Богом лучше всего у меня получается говорить на карвенском лугу, – призналась я. – И для этого ксёндз мне не нужен».

Свадьбу мы запланировали на осень. Мирек хотел, чтобы я потом переехала к нему. У него рядом с нашей брвиновской виллой, через шоссе, в Подкове Лесной был деревянный одноэтажный домик, в котором когда-то жили его родители и куда он вернулся после развода с женой. Он оставил ей в Варшаве квартиру, ушел с одним чемоданом.

О своей жене он не говорил. Я знала только, что они поженились студентами и их брак продолжался несколько лет. И что у них не было детей.

«Моя избушка не выдерживает сравнения с твоей резиденцией», – сказал он с грустью.

«Это не моя резиденция, а моей мамы, – ответила я. – У меня нет ничего».

«Как это? – обиделся он. – Ведь у тебя есть я!»

Я поговорила о своем переезде с мамой, и тут возникла серьезная проблема: с кем будет жить Пётрусь?

«Пожалуй, я возьму его с собой, потому что ты часто в отъезде», – сказала я.

Мама помотала головой: «Для него это будет стрессом: он привык, что его дом здесь».

«Но он привык также ко мне, – ответила я. – Ведь со мной он проводит больше всего времени. Я знаю, что это трудно. Может быть, просто спросим его, с кем из нас он захочет быть».

«И это говорит психолог, – разозлилась мама. – Как можно ставить маленького ребенка перед таким выбором?»