Под конвоем лжи - Дэниел Сильва Страница 9

— Мистер Эшуорт недавно доставил вам домой пару хороших бараньих отбивных, — сообщила мисс Уолфорд, хмуро глядя на неопрятную стопку бумаги, как глядела бы на проказливого ребенка. — Он сказал, что у него, вероятно, некоторое время совсем не будет баранины.

— Этого следовало ожидать, — ответил Вайкери. — В Коннахте мяса не видели по целым неделям [2].

— Но не кажется ли вам, профессор Вайкери, что это становится немного абсурдным? Сегодня правительство выпустило декрет о том, чтобы верх лондонских автобусов выкрасили в голубовато-серый цвет, — сказала мисс Уолфорд. — Они думают, что благодаря этому пилотам Люфтваффе будет труднее бомбить их.

— Немцы безжалостны, мисс Уолфорд, но даже они не станут тратить впустую время и бомбы, охотясь за пассажирскими автобусами.

— Они также издали закон, запрещающий стрелять почтовых голубей. Не будете ли вы любезны объяснить мне, каким образом я должна отличать почтового голубя от обыкновенного?

— Даже не могу сказать вам, как часто меня подмывало отправиться на охоту за голубями, — то ли в шутку, то ли всерьез ответил Вайкери.

— Между прочим, я взяла на себя смелость распорядиться, чтобы вам доставили также немного мятного соуса, — продолжала мисс Уолфорд. — Я отлично знаю, что вы не можете есть бараньи отбивные без мятного соуса, и после этого у вас на целую неделю пропадает работоспособность.

— Спасибо, мисс Уолфорд.

— Звонил ваш издатель, чтобы сказать, что готов прислать вам гранки новой книги.

— И с опозданием всего на четыре недели. Рекорд, годный для «Кэгли»! Напомните мне, мисс Уолфорд, что я должен найти нового издателя.

— Хорошо, профессор Вайкери. Также телефонировала мисс Симпсон и передала, что не сможет пообедать с вами сегодня вечером. Ее мать заболела. Она особо попросила меня сказать вам, что ничего серьезного не случилось.

— Проклятье, — пробормотал Вайкери. Он с нетерпением дожидался свидания с Алисой Симпсон. Отношения с этой женщиной были у него самыми серьезными за очень долгое время.

— Это все?

— Нет, еще вам звонил премьер-министр.

— Что! Почему же вы не сказали мне об этом сразу?

— Вы оставили строгое указание не беспокоить вас. Когда я сказала об этом мистеру Черчиллю, он прекрасно все понял. Он сказал, что его самого ничего так не раздражает, как помехи в то время, когда он пишет.

Вайкери нахмурился.

— С этого момента, мисс Уолфорд, у вас имеется мое прямое указание отвлекать меня от работы в том случае, если позвонит мистер Черчилль.

— Хорошо, профессор Вайкери, — ответила она, по-прежнему пребывая в самом твердом убеждении, что она поступила совершенно правильно.

— Что сказал премьер-министр?

— Он ожидает вас в Чартуэлле завтра к ленчу.

* * *

Вайкери менял маршрут, по которому шел домой, в зависимости от настроения. Порой он предпочитал толкаться среди народа на оживленной торговой улице или же смешивался с фланирующими оживленными толпами в Сохо. Иными вечерами он покидал большие улицы и бродил по тихим жилым кварталам, приостанавливаясь, чтобы рассмотреть какой-нибудь ярко освещенный дом — пример георгианской архитектуры [3], — замедлял шаг, прислушиваясь к звукам музыки, смеху и звону бокалов, доносившимся из окон, за которыми проходила веселая вечеринка.

Этим вечером он одиноко плелся по тихой улице в угасающем сумеречном свете.

До войны он проводил многие вечера в библиотеке, где бродил, подобно призраку, среди стеллажей до поздней ночи. Случалось, что он засыпал в читальном зале за столом. Мисс Уолфорд дала ночным дежурным строгие указания: в случае обнаружения спящего профессора Вайкери его следовало разбудить, надеть на него плащ и отправить домой на ночлег.

Затемнение все изменило. Каждую ночь город погружался в кромешную тьму. Коренные лондонцы путались в улицах, по которым ходили в течение многих лет. Вайкери, страдавший от куриной слепоты, почти полностью утратил способность ориентироваться в городе. Он вообразил для себя, что именно таким Лондон был две тысячи лет тому назад, когда он представлял собой всего лишь кучки бревенчатых хижин, разбросанные по обоим болотистым берегам Темзы. Связь времен распалась, столетия ушли в небытие, неумолимый прогресс человечества оказался под угрозой прекращения в результате ударов бомбардировщиков Геринга. Каждый день Вайкери спешил уйти из колледжа и мчался, чтобы попасть домой до того, как превратится в беспомощного скитальца на затемненных улицах Челси. Благополучно добравшись до дому, он выпивал свои традиционные два бокала бургундского и съедал отбивную с горохом, которую горничная оставляла для него на тарелке в теплой духовке. Если бы профессору не готовили пищу, ему, вероятно, пришлось бы голодать, поскольку он до сих пор не смог разобраться в тонкостях оснащения современной английской кухни.

После обеда он некоторое время слушал музыку или радиоспектакль, иногда читал детективные романы. Об этом своем пристрастии он не говорил никому. Вайкери любил тайны; ему нравилось разгадывать загадки, нравилось использовать свое мастерство в дедукции и построении умозаключений для разгадки преступлений, прежде чем автор любезно сделает это за него. Он также любил изучать характеры персонажей детективов и часто находил в них параллели своей собственной работе — почему хорошие люди подчас совершают дурные поступки.

Сон осуществлялся поэтапно. Начинался сон, как правило, в его любимом кресле, при горящей настольной лампе. Затем он перебирался на кушетку. И уже после этого, обычно незадолго до рассвета, направлялся наверх, в свою спальню. Бывало и так, что от усилия, необходимого для того, чтобы снять одежду, он разгуливался и не мог снова заснуть. В таких случаях он лежал с открытыми глазами, думал и ждал наступления серого рассвета и хихикающего крика старой сороки, которая каждое утро плескалась в купальне для птиц, устроенной в саду.

Он сомневался в том, что ему удастся заснуть этой ночью — после получения личного вызова к Черчиллю.

В том, что Черчилль позвонил ему на службу, не было ничего необычного, несколько странным казался только выбор времени для этого звонка. Вайкери подружился с Черчиллем осенью 1935 года, после того как посетил лекцию, которую Черчилль читал в Лондоне. Черчилль, жестко стесненный в возможностях теми ограничениями, которые накладывают на депутатов с задней скамьи, был одним из немногочисленных политиков, предупреждавших Британию о страшной опасности, которую представляли нацисты. В тот вечер он заявил, что Германия в лихорадочном темпе ведет перевооружение и что Гитлер намеревается начать войну, как только наберет достаточно сил. Англия тоже должна немедленно приступить к перевооружению, говорил он, а не то она окажется перед лицом угрозы нацистского вторжения. Слушатели в большинстве считали, что Черчилль спятил, и его беспощадно ошикали. Черчилль прервал свое выступление и вернулся в Чартуэлл глубоко подавленный.