Куклы на чердаке - Анна Дубчак Страница 9

Варна, 2005 г.

…Когда я уже поняла, что попала в руки преступников и что Тони – просто мальчик, которого они использовали для того, чтобы заманить меня в Болгарию и, разрезав на части, продать мои органы, здоровье мое уже было подорвано. Ну и что, что Тони удалось в очередной раз выкрасть у своих родителей мой паспорт – мне тогда казалось, что я умираю. И даже любовь к Тони меня не спасала – глядя на него, склонившегося надо мной, над моей постелью, я беззвучно плакала, понимая, что мы оба оказались жертвами обстоятельств… Хотя он же мог предупредить меня о том, что нам нельзя встречаться в доме его родителей, что нам надо было снять какое-нибудь жилье подальше от Варны и жить себе спокойно… Но по закону я могла оставаться в Болгарии лишь три месяца – у меня была виза D, которую продлить я могла бы при условии, что выйду замуж за Тони. А выйти замуж за Тони я пока не могла – он был слишком молод…

А потом Тони исчез. Его не было примерно неделю. Меня пичкали какими-то лекарствами, чтобы я пришла в себя, чтобы поправилась, чтобы у меня наконец появился аппетит. Я понимала, что меня хотят откормить, как свинью, а потом уже отправить на органы… И я ждала, что Тони меня спасет. И он вернулся. Ночью. Каким-то непостижимым образом взломал замок от двери спальни, в которой я жила, сказал, что нашел квартиру в Каварне, что мы поедем туда и будем спокойно жить… что у него появились деньги.

И он сунул мне под одеяло, прямо в мне руку, рулончик, перетянутый банковской резинкой, – деньги. И паспорт – в который раз!

– Canim, я сейчас приду, я за машиной… Все спят… Поднимайся… Все закончилось…

У меня кружилась голова. Тони убежал, а я с трудом поднялась и, держась за стены, принялась переодеваться. Я чувствовала, что со мной происходят какие-то необратимые процессы. Что я почти облысела. Что мое тело покрылось коростой… Что я погибаю!

* * *

А Тони не пришел. Его зарезали по дороге, когда он возвращался, чтобы забрать меня и уложить в машину. Думаю, что это сделал кто-то из его братьев. Мне стало известно об этом от его матери, Розы. Она вошла утром в спальню, где я, одетая и собранная, лежала на постели в ожидании Тони, и сказала, кутаясь в черную шаль, что Тони убили.

Я сказала, что она курва. Я знала, что это самое оскорбительное из всех слов, какие только существуют в той стране, куда я приехала… Она подошла, хотела меня ударить, но потом махнула на меня рукой. Сказала, что не знала, что я такая слабая и больная и что меня надо было раньше убить. И что напрасно она медлила… Я, рыдая, сказала ей, что они ограбили моих родителей, что вытащили из них целую кучу денег…

– Тони надо похоронить. Позвони родителям, скажи, что срочно нужны деньги…

– Но это абсурд… Они больше не пришлют! – Не знаю, откуда у меня были силы возражать этой наглой цыганке, увешанной золотом. У нее даже на больших пальцах рук были перстни.

– Звони. Номер вот этот… Ты просто скажи им и все. Проси пять тысяч долларов…

Она, эта Роза, черная Роза, была каменная, бесчувственная. И она не любила Тони. Я даже подозреваю, что Тони никогда и не был ее сыном.

Она двинула мне в ухо телефоном, прижимая его к моей щеке, – звони! Потом, чтобы я поняла, что со мной не шутят, ударила меня по лицу, зашипев в ухо ругательства. Я понимала, что надо как-то действовать, что она, быть может, и сама того не подозревая, дает мне шанс… Ведь это раньше меня держал рядом с ней, с этой Розой, Тони, теперь же, когда его не было и его тело с глубокой ножевой раной покоилось где-то на пустыре (я знала, что его так и не похоронили как положено, а зарыли где-то поблизости от дома), я была чудовищно свободной и агрессивной – я хотела жить.

Поэтому, услышав длинный гудок, я напряглась, собирая всю свою боль, горечь и страх в горсть готовых сорваться с языка слов, и, услышав родное мамино: «Ната, это ты?! Где ты?!», проговорила быстро, насколько это было вообще возможно:

– Ма, па, приезжайте за мной… Записывайте адрес… – И я быстро продиктовала адрес и фамилию этого гнусного семейства (членом которого я чуть не стала).

– Курва! – Теперь уже это грязное слово выплюнула черная цыганка Роза. – Курва! Ты дорого за это заплатишь…

Она ударила меня несколько раз по лицу, но так, чтобы не осталось следов. Потом отобрала паспорт и ушла, матерясь по-своему, по-цыгански… Про деньги она ничего не знала, поэтому не стала обыскивать мою одежду…

А на следующий день меня отмыли, приодели и сказали, что приехали мои родители. Что я должна буду им сказать, что я счастлива с Тони, что у нас была свадьба…