Убийство в прямом эфире - Мэри Джейн Кларк Страница 9

— Все выглядит так красиво, Пейдж. Ты прекрасно поработала с оформлением, — сказала Элиза. — А еще я очень рада, что день сегодня такой замечательный и теплый. Было бы жаль переносить столики в помещение.

Первыми приехали продюсер «КТА» Аннабель Мерфи и оператор Би Джей Д'Элиа. Элиза вышла, чтобы поприветствовать их. Пока они болтали, глаза Элизы то и дело косились в сторону входа. Она невольно начинала волноваться, поскольку через застекленные французские двери гости двигались весьма тоненьким ручейком.

— Господи, да где же приглашенные? — Элиза взглянула на часы. — Надеюсь, что придут все.

— Я бы не стала беспокоиться, — сказала Аннабель. — Они будут здесь, но никто не торопится. Боюсь, что гости идут сюда в основном потому, что торжество организовываешь ты, Элиза, а вовсе не в честь Констанс.

Би Джей взял с подноса у официанта бокал просекко [7].

— Сегодня пятница, мне уже не нужно будет возвращаться в телецентр, поэтому имею право по-настоящему отметить предстоящее событие. — Он поднял свой бокал на высокой ножке. — А у нас, ребята, все-таки есть что отмечать.

— Прекращай это, Би Джей, — сказала Аннабель, толкнув его локтем, а Элиза тем временем направилась к входу, чтобы поздороваться с женщиной, нерешительно остановившейся в дверях.

* * *

Элиза была поражена родственным сходством, хотя сестра Констанс выглядела значительно старше и полнее, чем она. Когда они пожимали друг другу руки, Элиза почувствовала шершавую ладонь человека, который сам выполняет всю работу по дому, или, по крайней мере, не заботится о себе настолько, чтобы пользоваться кремом для рук. Во время их короткой беседы Элиза поймала себя на мысли о том, что симпатизирует Фейс Хансен, и подумала, как, должно быть, тяжело ей быть сестрой такой блестящей и знаменитой Констанс Янг. Наверное, очень тяжело.

— Какая у вас с Констанс разница в возрасте? — спросила Элиза.

— Она на три года старше меня, — тихо ответила Фейс. — Я знаю, что не выгляжу моложе ее, но так оно и есть.

Подбирая какой-нибудь тактичный ответ, Элиза уже пожалела, что задала этот вопрос.

— Мы все выглядим старше Констанс, — сказала она. — Похоже, она совсем не стареет. — Стараясь скорее сменить тему, она попросила Фейс рассказать о себе.

— Я домохозяйка, — улыбнулась Фейс. — У меня двое мальчиков, семи и восьми лет. В связи с этим дел у меня хватает.

— Не сомневаюсь, — сказала Элиза. — У меня самой шестилетняя дочка.

— Я знаю. Я читала статью о вас в «Гуд хаускипинг» [8]. Как вам все удается? — спросила Фейс. — Думаю, у вас должна быть масса помощников.

— Да, к счастью, так оно и есть. У меня прекрасная экономка, замечательные соседи и люди, которые присматривают за моей дочкой; к тому же дедушка и бабушка Дженни живут неподалеку и проводят с ней много времени. Дочь любит их, а они ее просто обожают.

— Жаль, что у моих детей этого нет, — сказала Фейс. — У нас есть только моя мать, но она очень больна. Бывают дни, когда она их даже не узнает.

— Это, должно быть, очень тяжело, — сказала Элиза. — А где сейчас живет ваша мама?

— У меня.

— Тогда забот у вас, видимо, действительно более чем достаточно.

Фейс кивнула, и на глазах ее появились слезы.

— Простите меня. — сказала Элиза, коснувшись руки Фейс. — Я не хотела вас расстраивать. Я знаю, насколько тяжело смотреть, как от тебя уходит человек, которого любишь.

— Не обращайте внимания, — сказала Фейс, промокнув платком уголки глаз. — Я, наверное, кажусь вам смешной.

— Ничего подобного. Вы вовсе не смешная, — сказала Элиза, улыбаясь огорченно глядевшей на нее женщине и раздумывая над тем, насколько сестра Фейс помогает ей.

Медленно, но верно внутренний садик заполнялся людьми. Большинство гостей были сотрудниками «КИ Ньюс». Элиза переходила от одной группы к другой, взяв на себя обязанность познакомить Фейс со всеми. А Констанс ведь понимала, что Фейс здесь никого не знает, думала Элиза. Могла бы, по крайней мере, сама появиться здесь, чтобы сестра чувствовала себя более комфортно.

* * *

Наконец приехали исполнительный продюсер и новая соведущая «КИ ту Америка». Когда Лайнус Назарет и Лорен Адамс проходили через французские двери ресторана, его рука лежала на ее талии.

— Боже мой, они теперь даже не пытаются ничего скрывать, — шепнула Аннабель Би Джею.

— Это ее плата за успех, разве не так? — фыркнул Би Джей.

— Ну, Лайнуса трудно упрекать за то, что он запал на нее, — сказала Аннабель. — С такой прической, как у нее сейчас, она очень похожа на Одри Хепберн.

— Все так говорят, — согласился Би Джей. — Но я почему-то этого не заметил.

Аннабель смотрела, как Лорен берет бокал с подноса официанта.

— Чего бы я только не отдала, чтобы и у меня была такая фигура! — сказала она.

— Я люблю, чтобы мои женщины были худенькими, — сказал Би Джей, — но она уж слишком тощая. Взяться не за что.

— А вот Лайнус, похоже, так не думает. — Аннабель кивнула в сторону исполнительного продюсера и его новой звезды. Лорен с обожанием уставилась на своего босса и по совместительству любовника, а тот явно грелся в лучах ее внимания. — Никогда не видела его таким счастливым.

* * *

Внутри дорогого городского особняка за длинной деревянной стойкой бара с бокалом вина в руке сидел Стюарт Уитакер и ожидал приезда дамы своего сердца. Мысль о том, что Констанс пренебрегает его просьбой, надевая этот амулет, очень обижала его. Более того — это его серьезно тревожило. Стюарт понимал, что, если кто-нибудь из Клойстерса узнает этого единорога из слоновой кости, расследование пропажи амулета из музея в конце концов выведет на него. Он должен был забрать единорога у Констанс и каким-то образом вернуть его на место. Поскольку телефонный разговор с Констанс его не удовлетворил, он надеялся, что его доводы лучше сработают при личной встрече.

Через три табурета от него к стойке подсел молодой человек и тут же вытянул сотовый телефон.

— О'кей, Констанс. Все на месте. Можете выезжать.

Молодой человек с щелчком закрыл свой телефон и сделал жест в сторону бармена.

— Мне, пожалуйста, еще одну «Кровавую Мэри».

Стюарт смотрел, как парень размешивает свой напиток стебельком сельдерея.

— Простите…

— Да? — Молодой человек даже не поднял глаз от своего стакана. Такой отрывистый ответ не оставлял сомнений: он совершенно не хочет, чтобы его тревожили.