Ла Брава - Элмор Леонард Страница 9

Девушке недавно исполнилось двадцать три, а самая младшая из дам, устроившихся в расставленных полукругом плетеных креслах, прожила на свете уже почти полвека до ее рождения. Но что они смыслили в уходе за кожей? Натирали лицо сырой картошкой от загара?

Она поведала им, что формула «Спринг Сонг» использует экстракты редких растений для активизации и пополнения запасов амниотической жидкости, которая питает кожу. Старухи закивали, притрагиваясь пальцами к покрытым пятнами щекам, прослеживая глубокие морщины, с надеждой подставили свои лица свету, лившемуся из овального окна, когда девушка сообщила им, что женщина в любом возрасте сохраняет потенциал красоты. Ей будет так приятно, сказала девушка, снабдить почтенных дам необходимыми ингредиентами, которые помогут им активизировать этот потенциал. Именно ради того чувства удовлетворения, которое она испытывает, помогая женщинам любого возраста обрести такую кожу, какой они смогут гордиться, она и поступила на работу в «Спринг Сонг».

Она задорно улыбнулась старушкам, расставляя в ряд на мраморном столике пластмассовые бутылочки и баночки — ее учили не стоять на месте, двигаться, занять свои руки, — и продолжила:

— Для начала я познакомлю вас с философией «Спринг Сонг», а в следующий раз проведу наглядную демонстрацию, чтобы вы убедились сами, как это действует.

Чей-то голос произнес:

— Пока что вы не сказали нам, сколько стоит эта ваша философия-шмилософия.

— Доберемся и до этого, — пообещала девушка. — Мне нужно поговорить с управляющим. Как бишь его зовут?

— Мистер Золя, — ответила одна из старух. — Симпатичный человек. Утонченный.

Последовало краткое обсуждение на идише, причем одна из дам именовала Мориса «кнокером», «важной шишкой». В холле послышался какой-то новый звук— это подошвы теннисных туфель громко скрипели на плиточном полу. Девушка оглянулась через плечо:

— Это и есть мистер Золя?

— Нет, это мистер Ла Брава, локш. Тощий как жердь.

— Тоже симпатичный, — заступилась другая дама, и вновь последовал обмен мнениями на идише, кое-кто из дам говорил на повышенных тонах.

— Знаете что, давайте я пока покажу вам упражнение, — предложила девушка. — Хорошо? Положите кончики пальцев вот сюда— да, точно, во впадину под скулой…

Ла Брава проверил свой почтовый ящик, висевший на стене позади столика регистратора. Пусто. Очень хорошо. Обернувшись, он увидел девушку, направлявшуюся ему навстречу через холл. Вот так прическа! Дикая какая-то: на макушке волосы разделены на прямой пробор и прилизаны, а по бокам резко закручены. Однако симпатичная девочка, даже большие круглые очки с тонированными стеклами ее не портят.

— Привет. Вы тут работаете или как? — спросила она.

Фиалковые глаза. Россыпь веснушек. Умненькая еврейская девушка.

— Вам нужен Морис, — откликнулся Ла Брава. — Скоро он спустится. Навещает больного друга.

— Не знаете, есть свободные номера?

— По-моему, кто-то только что съехал.

— В смысле— помер? — уточнила девушка. — Мне нужна комната, только не на всю жизнь.

— Одноместный номер или студия? Студия всего три с четвертью. — Ла Брава недоуменно покосился на старух: те дружно раскрывали рты, округляя их в беззвучном «о», и круговыми движениями массировали свои щеки.

— Студия — это гостиничный номер с плитой, — проворчала девушка. — Это я уже проходила. По правде сказать, только что сбежала из такого. Я живу в «Елисейских полях» и просто задыхаюсь от тесноты.

— Что это они делают, эти дамы?

— Разрабатывают жевательный мускул. Тот самый, который участвует в пережевывании пищи.

— Думаете, это пойдет им на пользу?

— Почему бы и нет? Славные старушки. Я так понимаю, тех из них, кого не изнасиловали казаки, потешили пуэрториканцы. Им уже ничто не причинит вреда.

— Вы из «Спринг Сонг», — угадал Ла Брава, — Я видел вас на улице с фирменной сумочкой. Как идут дела?

— По уши в косметических тюбиках, одного только крема девять разновидностей, а еще у меня комната битком набита красками, блокнотами с набросками, мольбертами. Освещение отвратительное, и места не хватает.

— Прошлым летом я провел неделю в «Елисейских полях», — сказал Ла Брава. — Это место гораздо лучше. Опрятнее.

— Что, тараканов нет?

— Во всяком случае, не так много. Наткнешься изредка на одного-двух. Назовите его пальмовым жуком, и вам будет не так противно. Стало быть, вы рисуете?

— Маслом, а по большей части акриловыми красками. Выбираю перспективу, хочу запечатлеть Оушн-драйв, пока его не уничтожили.

— Кто не уничтожил?

— Прогресс. Глобализация доберется до нас, дружище, вся планета превратится в гигантский крытый супермаркет. Разве вы не замечаете — нас загоняют в кондоминиумы и супермаркеты. Все серое, темное, землистого цвета. Люди, которые строили эти гостиницы, обладали вкусом, воображением, они чувствовали цвет: посмотрите, какие краски, какие четкие линии! Боже, да эти гостиницы— словно корабли!..

— Как хорошо, что вы это сказали! — обрадовался Ла Брава. — Я всегда любил эту улицу, но только теперь понял, за что.

Она поглядела на него искоса, подозрительно — не издевается ли? Прическа у нее и впрямь нелепая, но он начал проникаться к ней симпатией.

— Я серьезно. Мне тут нравится, но я не знал почему.

— Потому что дешево, — фыркнула девушка. — Не бывает никакого «почему». Вам тут хорошо — слава богу. Почему людям мало просто чувствовать, нужно непременно докапываться до причин? Кстати, вы ведь фотограф?

Его узнали. Ла Брава небрежно оперся локтем на прохладную мраморную стойку— художник, застигнутый в редкий миг досуга.

— Да, типа того.

— Что, сами не знаете?

— Только-только начинаю привыкать к этому статусу.

— Я видела вашу выставку в галерее Эмерсон. Просто динамит. Но как же краски — почему вы делаете черно-белые снимки?

— Я не умею пользоваться цветом. С черно-белыми снимками мне проще.

— Удается что-нибудь продать?

— В основном уличные сцены, не портреты.

— Что они понимают?! Верно я говорю? Ну их к черту! Человек должен делать то, что делает.

— С ума сходить, например?

— Если с пользой для дела, почему бы и нет? Голодать тоже неплохо — работается лучше.

Здоровая, крепкая на вид девушка, загорелые руки, темный пушок. На глазок— фунтов сто двадцать, не сказать, чтобы сильно отощала, тоже мне, голодающая художница. Золотая цепочка, кольца. Белая блуза простого покроя— скорее всего довольно дорогая, впрочем, тут не угадаешь.

— Как насчет ланча? — предложил он. — Можно перейти через улицу и перекусить в «Кардозо». Отличный салат с моллюсками, вкусный хлеб.