Утро ночи любви - Наталья Андреева Страница 9

– А дамбу тебе не построить? – разозлился он. – А то вдруг речушка, что в километре отсюда выйдет из берегов и затопит твое Гадюкино? А, может, ты рис будешь выращивать? Во, кстати! Понаедут скоро китайцы, а тут ты со своим рисом! Ко всему готова!

– Да ладно, чего ты, – хлопнул его по плечу дядя Коля. – Мать надо уважить. А ты, Антонина, не переживай. Ежели что, налажу я тебе насос. Делов-то на пять минут!

– Ой, спасибо! – расцвела мать. – Что бы я без тебя делала!

Он уже понял суть маневра. Мать – великий дипломат. Сражается она на всех фронтах: с захватчицей тлей при помощи химикатов, с проживающим на ее территории сыном путем непрерывного давления, а дядя Коля – влиятельное соседнее государство, с которым надо дружить, тогда оно окажет помощь. Поднялся, нехотя. Хотелось вытянуть из дяди Коли побольше информации о парне, который повесился в начале марта. Ну да ничего. Можно пойти и другим путем.

– Идем, – сказал матери. И направился к калитке.

Едва за ним поспевая, та продолжала тараторить:

– Ты бы, Андрюша, привез свою-то сюда. Я гляну, какая она хозяйка. Вот когда Лена была, так она раньше меня вставала. Я чую: блинами пахнет. Откуда блины-то? А она уже встала, тесто закрутила, сковороду разжарила...

Лена – это и есть его вторая бывшая. Звонила, что ли? И когда это Ленка вставала засветло? Ну, пару раз было. Почему-то эти считанные разы мать помнит, а как собачилась со снохой и та на ночь глядя уезжала отсюда, схватив в охапку маленького сына, не помнит! Теперь Ленка, которая всегда была плохая, стала вдруг хорошей! Избирательное свойство человеческой памяти. Надо бы у Эдика спросить: в чем причина? Тоже механизм защиты?

– А эта твоя, Оля, гулящая.

Он резко обернулся:

– Ты-то откуда знаешь?

– Так весь город знает!

– А ты там бываешь, в городе?

Отвела глаза. Точно: Ленка звонила! Видать, не получается у нее замуж. Зашагал широко к своей калитке, мать засеменила следом.

– Андрюша, мать плохого не посоветует, – сказала ему в спину.

– Ты бы, мама, не слушала сплетни. Оболгать можно кого хочешь.

– Ну, как же, Андрюша? Раз люди говорят...

Он остановился у крыльца.

– Мам, где насос? Тащи его сюда!

Та не трогалась с места. Тихо сказала:

– Ну так как же, Андрюша? Ждать мне вас? Когда?

И он сдался, не выдержав ее просящего взгляда.

– Хорошо, я поговорю с Олей. Может, она и поедет.

– Как так не поедет? Сколько вы уже вместе живете, а она здесь ни разу не была!

– Мам, ну сколько можно повторять: мы не живем вместе. Она мне никто, понимаешь?

– Тогда зачем ты сегодня едешь в город?

– Потому что я мужик! – заорал он. – А мужику нужна баба!

– Вот что значит: ребенок вырос без отца!

– Я не понял, – набычился «ребенок». Сорок шестой размер обуви, в плечах косая сажень. – А какая связь?

– Ты никогда меня не понимал! И не поймешь!

Развернулась и ушла в дом.

Финиш. Понятно, зачем он ей был так нужен, не в насосе дело. Попытка влияния на его сознание, с Ленкиной подачи, между прочим! Вот зараза! Бывшая, разумеется, не мать. Мать что? Она и в самом деле желает ему добра. Но у него-то память покрепче будет, и хорошего было так мало, а плохого так много, что он до сих пор с содроганием вспоминает о семи годах совместной жизни с Еленой Евгеньевной.

Вместо того чтобы подключить насос, он занялся машиной, попутно думая о том, что поведал в беседке дядя Коля. Завтра надо рассказать и Мотало о парне, который повесился в начале марта. Или не пока не стоит?

* * *

Следователь Мамаев, а среди своих Мама, к которому Андрей Котяев обратился за помощью, долго не мог взять в толк: а в чем, собственно, дело?

– Видишь ли, Сан Саныч, – пытался втолковать он, – у меня на днях был похожий случай.

– Что, парень повесился после того, как повестка в армию пришла? Так весенний призыв, вроде, закончился. Хотя, постой... Студент, что ли? Или старшеклассник? Выпускник?

– Нет. Гастарбайтер. И, насколько я знаю, уже отслужил.

– Постой... Так что ж ты мне мозги паришь?

– А ты уверен, что он повесился?

– Кто? Крылов?

– Как ты говоришь? Крылов?

– Ты что, и фамилии его не знаешь? – рассердился Мамаев. – Тогда я вообще не понимаю...

– Ты, Мама, не горячись. Я просто хочу узнать обстоятельства, при которых он... Ну, допустим, повесился.

– Что значит, допустим?

Он отвел глаза:

– В нашей работе всякое бывает.

– Кот, да ты что?! Ты за кого меня принимаешь?!!

– Постой. Не горячись.

– Ну, ты... – следователь судорожно сглотнул, но, видать, сдержался. – Сильно ты меня обидел, Андрей.

– Извини. Я ж тебе говорю: на днях был похожий случай. И у эксперта возникли сомнения. Выстрел, мол, сделан с близкого расстояния, но расположение входного отверстия...

– Стоп. Какой выстрел? Я ж тебе говорю, что Саша Крылов повесился!

– Все дело в записке, – терпеливо пояснил он.

– Записка как записка, – пожал плечами Мамаев.

– Ага. «В моей смерти прошу никого не винить. Я ухожу из жизни добровольно, без всякого принуждения». Число, подпись. И ни единой грамматической ошибки.

– Ты-то откуда знаешь?

– В пятый раз тебе, Сан Саныч, говорю: на днях был похожий случай. Все бы ничего, предсмертная записка и в самом деле написана покойником. Все дело в том, что парень учился плохо, русский язык знал еле-еле на троечку. И сам текст. Ну не похоже это на Курехина. Я говорю о якобы застрелившемся гастарбайтере.

– А если списал?

– Не понял?

– В книжке прочитал. В кино увидел. Да мало ли?

– Скажи мне, Мама, честно... Только без обид! – взмолился он. – Есть хоть какие-нибудь сомнения в том, что этот... как его, Саша Крылов, не добровольно ушел из жизни? Что ему помогли?

– Нет, – твердо ответил следователь. – Абсолютно никаких сомнений. Не веришь мне – спроси судмедэксперта, который делал вскрытие, оперов. Все чисто, поэтому я с чистой совестью закрыл дело. Записка написана Крыловым, квартира, в которой он повесился, заперта на замок изнутри, следы борьбы, и вообще, какого бы то ни было беспорядка, отсутствуют. Посторонних там не было.

– А мотив? Почему восемнадцатилетний парень вдруг полез в петлю?