Дело пропавшей балерины - Александр Красовицкий Страница 9

А здесь, рядом с ним на скамье сидит девушка в шляпке и все мысли ее не об учительской карьере, лекциях или поклонниках.

— Мира, — обратился он к ней, — я попробую найти вашу сестру. Конечно, мне было бы проще это сделать, если бы я все еще служил в полиции. Но, как частное лицо… я сделаю все возможное.

Она ответила неожиданно:

— Я… Я могу вам помочь? Хоть чем-то?

Сначала хотел ответить категорическим отказом. Потом подумал и сказал:

— Разве что в качестве секретаря. Расследование… требует аккуратности.

Мира с готовностью кивнула.

— Вам пора возвращаться. Не думаю, что ваш профессор простит вам прогул еще одной лекции.

Мира улыбнулась:

— Это сейчас волнует меня меньше всего.

— И все-таки. Вам стоит вернуться.

Она посмотрела ему в глаза и сказала:

— Благодарю.

Грациозно поднялась, взяла ридикюль.

— Когда я могу приступить к работе?

— Что?

— В качестве секретаря, — серьезно сказала она.

Он тоже поднялся, взял шляпу.

— Вам придется совмещать это с курсами, — он посмотрел на нее, в голове мелькнула мысль о том, что участие девушки в этом деле — излишне. Личные дела лучше не расследовать — будут ослеплять эмоции. Когда-то он уже совершил подобную ошибку. Хотя случилось это очень давно. Этой курсисточки тогда еще и на свете не было. Сколько ей? Двадцать один. А уже сполна хлебнула ужаса войны — отец погиб. Теперь сестра исчезла. Он отмахнулся от мыслей, сказал вслух:

— Думаю, мы можем встречаться после полудня. Когда вы будете располагать свободным временем.

— Благодарю. Я начну завтра, — с готовностью пообещала девушка.

— Договорились. Буду вас ждать.

Тарас Адамович слегка кивнул ей на прощание. Уже собираясь уходить, она улыбнулась, привычным движением переместила ридикюль на cгиб локтя, чуть наклонила и снова подняла голову в шляпке.

— Мира! — послышалось вдруг совсем рядом.

Светлая блузка, строгая юбка. Незнакомая девушка крепко сжимала в руках книгу. Вся ее осанка была как-то слишком напряжена, что создавало странный контраст с меланхолично-расслабленной позой Миры. Томашевич удивленно взглянула на девушку. Тарас Адамович вежливо улыбнулся. Он не начинал диалог, ожидал объяснений. В конце концов, эта незнакомка сама вмешалась в их разговор, следовательно, и прерывать неудобные паузы — тоже ей.

— Прошу прощения, — спокойно и с вызовом сказала она, ни к кому не обращаясь, и повторила: — Мира! Профессор Лобода просил передать, что он ожидает тебя в библиотеке.

— Да, спасибо, я уже иду… До встречи, Тарас Адамович, — молвила Мира и ушла.

— До встречи, — ответил он.

Незнакомка, кажется, уходить не собиралась. Тарас Адамович поднял чемоданчик, положил в него записную книжку, оглянулся на девушку, все еще стоявшую рядом. Мира Томашевич уже скрылась за дверью здания с Минервой.

— Вы из полиции? — не слишком вежливо спросила незнакомка.

— Нет, — без лишних объяснений ответил он.

— Вы похожи на следователя.

— Возможно.

— Разыскиваете ее сестру?

Он внимательно посмотрел на курсистку. Ведь она — тоже курсистка? Иначе зачем ей говорить о лекциях? Широкое лицо. Слишком высокий лоб, маленькие глаза. Не очень приятные черты. Или же просто показались такими, когда девушка вмешалась в чужой разговор?

— Вы что-то знаете об исчезновении ее сестры? — спокойно спросил Тарас Адамович.

— Нет. Знаю одно — если ее сестру не найдут до октября, вряд ли Томашевич сможет заплатить за учебу.

Он надел шляпу.

— Меня это не касается.

— Отчего же? Тогда она не сможет заплатить и вам. В этом городе, кажется, зарабатывают только балерины, — последнюю фразу она произнесла насмешливо.

— Вы отлично проинформированы, — вежливо ответил на ее замечание Тарас Адамович.

— Благодарю, — холодно молвила курсистка, — но после того, как Томашевич обратилась в полицию, здесь все знают о том, что ее сестра исчезла.

— Вы это не одобряете? — поинтересовался он.

— Курсы нынче работают только благодаря сверхусилиям профессоров и курсисток. Скандальные истории нам ни к чему.

— Сверхусилиям? — удивленно переспросил бывший следователь, хотя и не был уверен, что хочет услышать объяснение.

Девушка ответила:

— В городе далеко не все с пониманием относятся к желанию женщин получать образование. Тем более — юридическое. Думаю, Мира умело воспользовалась талантом сестры. Кто знает, может, той это просто поднадоело.

— Кто знает, — чуть кивнул следователь Галушко. В последний раз посмотрел на здание со скульптурой Минервы и зашагал к остановке, где уже вскоре должен был приветливо звякнуть трамвай номер 13.

IV
Сицилианская защита

В этот раз чистить лук он решил сам. Без лишней суеты и спешки. Осторожно снимал шелуху цвета молодого янтаря, складывал в корзину. Соседка просила не выбрасывать — собиралась красить лен. Резкий запах расползался по двору, раздражал глаза. Почувствовал жжение.

Однако не обращал внимания на неудобства, ведь и чистить лук, и потом окунать его в большую миску с водой было для Тараса Адамовича в радость. Нынче надо все сделать аккуратно и не спеша, потому что с первого раза луковый конфитюр не поддался. То ли мысли его были не о варенье, то ли его маленькие помощники слишком суетились. Кто его знает.

Поэтому, тщательно вымыв руки, он заслуженно вознаградил себя приготовлением любимого напитка.

Смолол кофе, насыпал в джезву, поставил в песок. Подумал, что первую чашечку выпьет сейчас, а вторую — когда конфитюр уже будет готов. Мосье Лефевр, приславший ему рецепт, заметил, что ему больше всего нравится конфитюр с сыром бри на поджаренном хлебце.

Кстати, его партнер неплохо разыгрывал сицилианскую защиту и уже построил из своих черных пешек дракона. Необходимо как можно быстрее открыть вертикаль для ладьи. Он как раз собирался это сделать, а также отписать французу, каким на вкус получился конфитюр. Конечно, отсылать письмо придется сначала в Швецию. И уже оттуда легкая рука господина Лиама Нильсона, неизменного участника их шахматной триады с самого начала войны, направит послание Тараса Адамовича Галушко во Францию. И мосье Лефевру теперь придется отправлять корреспонденцию в таком же порядке. На это он не устает сетовать, каждый раз посвящая данной ситуации несколько строк в очередном своем письме к киевскому приятелю.