В день пятый - Эндрю Джеймс Хартли Страница 9

Томас сидел у крошечного камина в маленькой гостиной, слушал слащавый голос секретаря местного отделения иезуитов, доносившийся из телефонной трубки, и чувствовал, как терпение покидает его.

— Вас постигла тяжелая утрата. Мы так вам сочувствуем. Отца Найта все ценили и уважали…

— Что с ним произошло? — спросил Томас.

В настоящий момент у него не было желания оценивать комплименты насчет жизни брата. Это только еще больше запутает его и без того противоречивые чувства.

— На самом деле мы точно ничего не знаем, — ответил собеседник, тщательно подбирая слова.

— Черт побери, что это означает? — поинтересовался Томас тихо, но почувствовал, что Джим Горнэлл, присутствующий при разговоре, обиделся.

— То самое, что вы услышали, — бесстрастно произнес секретарь. — О кончине вашего брата нас известило американское посольство в Маниле, но нам неизвестно, как он там оказался и чем занимался.

— Манила, — недоуменно пробормотал Томас. — Это на Филиппинах?

Тут Джим обернулся и вопросительно посмотрел на него.

— Совершенно верно.

— А я полагал, что мой брат был в Японии, — произнес Томас, чувствуя, как знакомое нежелание произносить само это слово желчью подступает к горлу.

— Мы тоже, — отозвался секретарь, и Томасу показалось, что он услышал в его голосе непонятную тень.

Стыда? Смущения?

— Отец Эдвард действительно какое-то время находился в Японии. Но затем, судя по всему, он отправился на Филиппины, где и умер.

— Как это случилось?

— Кажется, автомобильная авария, — ответил иезуит.

— Кажется?

— Снова скажу, что мы не располагаем всеми подробностями, — терпеливо объяснил секретарь. — Для этого вам нужно обратиться в Государственный департамент или напрямую в посольство на Филиппинах.

— Точно, — согласился Томас. — Спасибо.

Он положил трубку, прежде чем собеседник снова начал поливать Эда посмертными славословиями, превозносящими его набожность и благочестие.

— У меня почему-то такое ощущение, будто мне не говорят все до конца, — пробормотал Томас.

Он смотрел на телефон, но как только заговорил, его взгляд обратился на Джима.

— Откуда ты знаешь этого полицейского? — поинтересовался Найт.

— Да сам понимаешь, — неопределенно махнул рукой тот. — Маленький район. Схожая работа, пусть и в каком-то смысле.

— Мне показалось, он не слишком-то тебя жалует.

— Порой люди, которых полиция хочет отправить за решетку, как раз те, кого мы с Эдом пытаемся… как бы сказать?

— Спасти?

— Защитить. Накормить, — сказал Джим. — И все такое. В основном речь идет о подростках.

Томас кивнул, все еще не в силах избавиться от чувства, что священник уклоняется от прямого ответа.

— Ты говорил, перед тем как отправиться в Японию, Эд был в Италии? — спросил он.

— В обители, — сказал Джим. — Перед отъездом в Японию он возвращался на несколько дней. Взгляни.

Горнэлл снял с каминной полки открытку и сдул с нее пыль. На открытке был изображен коллаж из античных статуй и мозаичных узоров на фоне конусообразной горы и голубого неба. Помпеи, судя по подписи на обороте. Там же размашистым почерком синими чернилами было выведено: «De profundis! Желаю всего наилучшего, Эд».

— De profundis? — спросил Томас, изучая мозаику, то, как из бессмысленных фрагментов составляются цельные образы.

— Псалом сто двадцать девятый и старая католическая молитва, — объяснил Джим. — «Из глубины». Это утверждение веры перед лицом отчаяния. «Из глубины взываю к Тебе, Господи. Господи! услышь голос мой. Да будут уши Твои внимательны к голосу молений моих. Если Ты, Господи, будешь замечать беззакония, — Господи! кто устоит? Но у Тебя прощение, да благоговеют пред Тобою».

— По-моему, несколько странные слова для подписи на открытке, — заметил Томас.

— Я воспринят это как шутку, — согласился Джим. — Голос отчаяния, исходящий из этого прекрасного, чарующего места.

— В сравнении с тем, что мы имеем здесь, — уточнил Найт.

— Эд был в своей стихии, — улыбнулся Джим.

Раздался звонок в дверь.

— Прошу меня простить, — встрепенулся Горнэлл. — Я схожу и узнаю, кто там.

Он вышел. Сунув руку в карман, Томас наткнулся на свою собственную записку. Вытащив мятую салфетку, он перечитал то, что написал, затем скомкал ее и выбросил в мусорное ведро у двери. Пока что он никуда отсюда не уходит.

Томас все еще стоял у двери, когда вернулся Джим. У него на лице появилось выражение затравленного беспокойства, которого прежде не было.

— В чем дело? — спросил Томас. — Кто там?

— Это к тебе, — произнес Джим неестественно тихо, практически шепотом.

— Ко мне? — опешил Томас. — Кто же это может быть?

На этот вопрос ответили двое мужчин в темных костюмах, вошедших следом за Джимом. Один помахал удостоверением со значком и спросил:

— Мистер Томас Найт?

Тот молча кивнул, ощущая что-то очень похожее на панику, идущую от священника.

— Мы из Министерства внутренней безопасности. Нам хотелось бы задать вам несколько вопросов относительно вашего брата.