Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки - Владимир Каржавин Страница 87

— Вот теперь сиди там, — злобно усмехнулся Балезин и дал ещё очередь.

Но всё оказалось не так просто. Из пробитой бреши в стене ударили сразу несколько автоматных очередей. Пришлось лечь плашмя, спасаться за кронами деревьев.

— Разрешите? — Архангельский приподнял голову и показал зажатую в руке гранату. Балезин понял замысел.

— Иди, но береги себя. Я прикрою.

Архангельский осторожно отполз назад. Потом, едва заговорил автомат Балезина, двумя прыжками очутился у задней стенки сарая. Перевёл дух и медленными шажками стал приближаться к пробоине в стене. Бандеровцы продолжали ожесточённо палить, но старший лейтенант был для них уже вне зоны огня.

Первая брошенная в сарай граната стрельбу прекратила. Сразу после её взрыва раздались крики, стоны, ругань. И казалось, стрельба уже не возобновится. Но это только казалось. Из сарая сквозь брешь снова стали стрелять. Не так яростно, как прежде — короткими очередями, — но стреляли. Пришлось Архангельскому бросать вторую гранату. Затихло.

В это время послышался рёв моторов. Подъехали грузовики во главе с Кульчицким. Вскоре знающие своё дело автоматчики взяли сарай в кольцо.

— Выходи, бросай оружие! — заорал в матюгальник Кульчицкий, но на его ультиматум никто не откликнулся. Бандеровцы затихли в сарае, прекратив стрельбу, но выходить не собирались. Тогда последовала команда «Огонь!», и в течение нескольких минут автоматные очереди крошили кирпичную кладку сарая.

— Выходи, бросай оружие, не то всех перебьём! — ещё громче выкрикнул Кульчицкий, после того как автоматчики прекратили огонь.

Бандеровцы, понимая безвыходность ситуации, стали выходить. Ершов с Балезиным наблюдали за ними. Чуть поодаль курили Панченко с Архангельским. Кульчицкий с двумя автоматчиками стояли ближе всех к выходу из сарая. Кульчицкий, не опуская руки с пистолетом, жадно всматривался в лицо каждого выходящего, словно искал тех, кто, кто погубил его семью.

Ершов подозвал Панченко и негромко сказал:

— Пригляди за подполковником. Ещё немного, и он порвёт их или перестреляет.

С поднятыми руками вышло двенадцать человек. Многие были ранены, кто-то едва шёл. По предварительной оценке, их в сарае должно быть больше. Возможно, были убитые, тяжело раненные. Но главное: среди сдавшихся Супрунюка-Угрюмого не было.

Ершов взял у Кульчицкого матюгальник:

— Супрунюк, выходи! Мы знаем, что ты здесь.

Последовало несколько томительных минут — наконец, Супрунюк появился. Высокий и сутулый, с поднятыми руками, он делал неторопливые шаги, глядя не по сторонам, как те, что до него выходили сдаваться, а куда-то вверх, в небо. Странно это было наблюдать. Балезин не сомневался, что встретит жёсткий ненавидящий взгляд, но Угрюмый своим видом показывал полную отрешённость от всего вокруг, кроме неба.

— Вот он, голубь сизокрылый, — подал голос Ершов, стоя рядом с Балезиным, Панченко и Кульчицким. — Пошевеливайся, небось проголодался в сарае.

Но Супрунюк на реплику никак не отреагировал.

Алексей внимательно наблюдал за ним. «Похоже, он готовится к встрече с Богом…» — мелькнула страшная догадка. Алексей напряг зрение. И не напрасно: из-под ворота тулупа Супрунюка едва-едва виднелся проводок, конец которого он зажал в зубах. Балезин понял: под тулупом пояс со взрывчаткой или что-то похожее. Но было поздно. Супрунюк сделал два резких широких шага в сторону офицеров.

— Лёха, ложись! — неистово крикнул Фёдор, тоже сообразив, какая опасность им грозит, и, падая на Балезина, накрыл его своим телом.

Раздался взрыв большой силы — взрыв, разметавший всё вокруг. Казалось, что после войны такими взрывами никого не удивишь. Но это оказалось не так. Стоявшие вдали от сарая у грузовиков солдаты разом пригнулись и застыли в изумлении.

А потом всё вокруг обняла тишина.