Немецкий детектив - Вернер Тельке Страница 87

— Ничего лучше тебе в голову не приходит? Иногда у тебя столько идей…

— Купи мне фальшивый паспорт, и я обещаю покинуть Германию.

— Не будь смешон! Мне нужны гарантии — надежные гарантии, что ты меня не выдашь.

Тогда Фойерхан попробовал зайти с другой стороны.

— Что тебе даст моя смерть? Что будешь делать с трупом? От него придется избавиться — а вдруг тело найдут? Тебя могут заметить, еще когда ты будешь его прятать!

— Я могу закопать его здесь, в погребе…

— А сможешь ты жить рядом с ним? На это у тебя не хватит нервов. Слабо!

— Это моя забота.— Чем слабее виделся выход, тем спокойнее и выдержаннее был Томашевский. Он сам не понимал этого. Не понимал самого себя. «Я не могу рассчитывать даже на свою трусость»,— горько подумал он.

Фойерхан заходил по камере. Томашевскому казалось, что он видит, как лихорадочно работает его мозг. Пиджак он бросил на диван и расхаживал в одной рубашке. Но все еще не распустил галстук.

— Еще кое-что,— вновь начал Фойерхан.— Люди будут спрашивать, где ты взял столько денег.

— Эта проблема решена.— Томашевского бесило, что диалог их тянется так спокойно и обыденно. Вовсе не чувствовалось, что он победитель, хозяин положения, что в его руках жизнь и смерть пленника. Ах, как он ненавидел Фойерхана, который не собирался покоряться! Возможно, все пошло бы иначе, если бы тот просил пощады, молил и жаловался на судьбу. Почему же он такой гордый и неподатливый? Черт, ведь это не в ресторане спорить с заказчиком о поставке мебели для кабинета!

— И что ты скажешь? — спросил Фойерхан с недоверчивой ухмылкой.

— Я бы не связывался с этим, не одолжи мне дядя сорок тысяч марок,— гордо пояснил Томашевский.— Я подделал договор, и мои люди теперь думают, что он ссудил мне сто тридцать тысяч.

Казалось, Фойерхана это разочаровало.

— Ну да?

— Видишь, я не так глуп, как ты думаешь!

— Но если полиция установит, что меня взяли в заложники,— заметил Фойерхан,— она займется и моими знакомыми.

— Разумеется. Но мы не виделись больше десяти лет.

— Все равно тебя найдут. А потом и меня — в этом подвале.

— Но тебя не…

Фойерхан не дал договорить:

— Ну а если меня тут не будет, против тебя не будет никаких улик.

— Ты прав,— признал Томашевский.— Но их не будет и, если я избавлюсь от трупа.

— Найдут следы крови!

— Ну да!

— Как ты меня застрелишь, чтобы кровь не…

— Перестань! — Томашевскому становилось все яснее, что если он хочет уцелеть, другого выхода не остается и Фойерхана придется пристрелить. Но это невозможно. Так нельзя! Это не должно случиться! Весь этот разговор — лишь кошмарный сон тревожной ночью… Телеспектакль… Достаточно нажать на кнопку, чтобы кошмар исчез.

Глубоко разочарованный, он подпер голову руками. При таком разговоре, когда речь идет о чрезвычайных вещах, человек вправе ожидать глубоких соображений или, по крайней мере, отточенного диалога; но все получалось поверхностно и обыденно. Это волнует даже меньше, чем удачная сделка, скажем, продажа двухсот встроенных шкафов жилищному кооперативу. Жизнь становилась все банальнее, даже в таких исключительных ситуациях, и огонь, который должен был его возродить, даже не вспыхнул.

И тут он вдруг услышал, как наверху кто-то пытается открыть входные двери.

Оба умолкли. Потом Фойерхан отреагировал первым.

— Помогите! — закричал он во всю мощь.— На помощь! Меня похитили! Я — Фойерхан! Помогите! Здесь Фойерхан… Ограбление банка… Меня похитили! Сюда, скорее!

«Стреляй! — в панике подумал Томашевский.— Ты должен выстрелить!» Вскочив, рванул из кармана «беретту», прицелился…

Фойерхан метнулся в дальний конец камеры, не переставая кричать.

«Идиот! — мелькнуло у Томашевского в голове.— Выстрел-то будет еще слышнее, чем крик… Скорее вон отсюда! Двери в подвал ведь звуконепроницаемы…»

Одним прыжком он взлетел по ступеням и захлопнул толстые, обитые металлом двери. И сразу воцарилась мертвая тишина. Теперь Фойерхан может орать, сколько угодно. Томашевский, едва переводя дух, прислушался.

— Эй, герр Томашевский! — долетел до него скрипучий женский голос.— Откройте наконец!

Холодный пот покрыл его тонкой ледяной пленкой. Это была экономка фрау Пошман. Давно перешагнувшая за шестьдесят, упрямая, язвительная, зловредная и мстительная старуха, которой он всегда боялся.

Что-нибудь слышала? Догадалась, что это были за крики? Естественно, она ведь обожает криминальные истории. Д бункер в погребе, от которого у нее не было ключей, всегда возбуждал ее буйную фантазию.

«Боже,— подумал Томашевский,— что же делать? Помоги, Господи… Не могу же я застрелить и ее… Я даже в Фойерхана выстрелить не смею. Потом ее придет искать муж — и скоро у меня в подвале будет сидеть толпа народу…»

Фрау Пошман все сильнее ломилась в дверь. Он вспомнил, что надел цепочку.

Сердце его стучало неравномерно и болезненно. В голове метались беспорядочные обрывки мыслей. «Это уж слишком. Я не выдержу…» Наконец он сдвинулся с места. Если не открыть, фрау Пошман помчится в полицию. Нужно ей помешать.

Он медленно поднялся по лестнице, едва передвигая ноги.

— Я уже думала, что вы повесились! — встретила его фрау Пошман и довольно расхохоталась своей шутке.

Томашевский попытался усмехнуться и прочитать по ее лицу, что она думает. Но, как всегда, видел только любопытные темно-карие глазки.

— Как дела? — спросила она, извлекая из потертой сумки всякий хлам для уборки: тряпки, губки и моющую пасту.— Есть что новенького?

— Нет. А у вас?

— Да ничего… Уже вернулись из конторы?

— Ну да.

— Тогда мне не мешайте.

Когда фрау Пошман принялась за уборку, Томашевский проскользнул в кабинет, чтобы оформить заказ большой строительной компании. Она заказала двести встроенных шкафов — роскошная сделка! Едва корабль выходит в море, как в сети попадают крупные рыбины. «Большому кораблю — большое плавание»,— подумал он.

Но как ни старался, сосредоточиться не мог. Фойерхан и Ваххольц, Ваххольц и Фойерхан — их лица представали перед ним, куда бы ни взглянул. Сохранит ли он жизнь одному, если вернет свободу другому?

Бессмыслица, абсурд!

Если бы он мог с кем-нибудь поговорить! Если бы напротив сидел добрый друг, которому все можно рассказать и который подскажет, что делать…

«Господи,— подумал он,— когда же это кончится?»

Вскочив, кинулся в кухню за пивом. Пиво успокаивает нервы. Но едва открыл холодильник и взял бутылку, заговорила фрау Пошман: