Человек в витрине - Хьелль Ола Даль Страница 87

— Черт побери, почему вы так уверены?

— Я просто чувствую.

— Ничего я не утаиваю.

— Нет, утаиваете. Другого объяснения не существует.

— Война всегда чудовищна и малопонятна… А уж тем, кто живет в мирное время, понять логику войны просто невозможно.

— Ну хорошо. — Инспектор подался вперед. — Я еще могу понять, почему Амалье в конце тридцатых полюбила Фромма. Все очевидно — она встретила мужчину старше себя, обаятельного, искушенного, умного, сильного. Могу понять, почему она влюбилась в него и отвергла своего сверстника Рейдара. Сверстник явно проигрывал немцу. Понимаю я и вашего брата и сочувствую его отвергнутой любви. Им выпало нести тяжелый крест. Амалье очутилась между двух огней. Такое случается очень часто: двое мужчин дерутся из-за женщины. Скорее всего, Амалье Брюн была несчастна. Она очутилась в центре неразрешимого противоречия, разрывалась между любовью к мужу и любовью к родине. Но возникает непреодолимая преграда, загадка. Почему ваш брат поддерживал отношения с Клаусом Фроммом после войны?

— Клаус Фромм был редактором и владельцем газеты. Он покупал остатки бумаги, которые отдавали Рейдару в типографиях…

— Эту историю я уже слышал, — сухо перебил его Гунарстранна.

Эммануэль ошеломленно посмотрел на него.

— Знаю я и о том, как он продавал ценности, которые тип по фамилии Стокмо выманивал у евреев в обмен на обещание переправить их в нейтральную Швецию. Поговаривают, что именно продажа тех ценностей помогла основать магазин, за счет которого вы с братьями очень неплохо жили… — Гунарстранна поднял руку, не давая своему собеседнику возразить, и ледяным тоном приказал: — Ничего не говорите! Так или иначе, то дело списано в архив. Понимаю, больная совесть призывает вас к осторожности. Вы, наверное, не ожидали, что дотошный сыщик вроде меня начнет копаться в вашем прошлом. Я все могу понять, но не принять. Сейчас я не взываю к вашей совести. Я требую отнестись ко мне с уважением. Видите ли, чутье подсказывает мне: то, что ваш брат тесно общался с Фроммом после войны, — не просто совпадение. Вы что-то от меня утаиваете.

Эммануэль поднял руку и положил ее на грудь:

— Клянусь, инспектор! Я рассказал вам все, что знал. Больше мне ничего не известно!

Инспектор внимательно посмотрел на своего собеседника; потеющий одышливый толстяк ответил ему страдальческим взглядом.

— Если… — тихо заговорил Гунарстранна, — повторяю, если вы рассказали мне все, что вам известно, значит, какая-то мелочь выпала из вашей памяти. Вы забыли о чем-то очень важном.

— Нет, я ничего не забыл… Ваш телефон звонит.

Гунарстранна вздрогнул и сунул руку в карман куртки, где лежал его мобильник.

— Я только что побеседовал с сожителем Эйольфа Стрёмстеда, Сьюром Флатебю, — сказал Фрёлик. — Кстати, знаешь, чем он зарабатывает себе на жизнь? Он ветеринар.

— Ну и что?

— Видел бы ты его пациентов. Пока я ждал в приемной, увидел двух длиннохвостых попугаев, морскую свинку и лесного кота с откушенным хвостом.

Гунарстранна встал и, жестом попросив у хозяина прощения, вышел в прихожую, чтобы поговорить без помех.

— Ну и как?

— Он не сказал ничего нового.

— Ты сообщил, что его партнер уже три года раз в неделю трахает вдову Есперсена?

— Да, сообщил, но он стоит на своем. Говорит, что в ту ночь, в пятницу тринадцатого, они с Эйольфом всю ночь развлекались в постели. Заснули они от усталости в половине шестого утра.

— Ну и как, по-твоему? Он врет?

— Понятия не имею. Даже не знаю, что и думать. Я обещал, что его не вызовут в суд свидетелем, но он и тогда ничего не сказал.

— Он расстроился, когда ты рассказал ему о вдовушке?

— Ничего подобного. Вот почему я совсем сбился с толку. Он сказал, что у них с Эйольфом открытые отношения и так далее… Они живут вместе всего год. И он с самого начала знал об Ингрид Есперсен. Он сказал, что они оба пытаются найти себя. Потом начал распространяться о трудностях мужчин, которые никак не могут определиться со своей ориентацией… Говорит, то же самое с Эйольфом. По-моему, он рассуждает чересчур гладко.

— Ладно, — сказал Гунарстранна, собираясь закончить разговор.

— И еще кое-что, — неожиданно объявил Фрёлик.

— Выкладывай!

— Кто-то взломал печать на двери магазина.

— Какого магазина?

— Антикварного, на улице Томаса Хефтье. Печать сломана.

— Взлом?

— Нет, у него был ключ. Но наша лента и печать пропали.

— Встречаемся там через… — Гунарстранна посмотрел на часы, — через полчаса! — Он нажал отбой.

Пока его не было, его место на диване успел занять кот.

— Что случилось с Амалье после войны? — спросил инспектор с порога.

— Понятия не имею.

— После войны Клаус Фромм сидел в тюрьме. А что стало с его женой?

— Понятия не имею.

— Не может быть — ведь все остальное вам известно!

Эммануэль Фольке-Есперсен с мрачным видом покачал головой:

— Когда наступил мир, мы все пребывали в эйфории. И вместе с тем все как-то смешалось… После войны я особенно не думал об Амалье. Если честно, я не вспоминал о ней до тех пор, пока вы не показали мне ее фото.

— Мне снова кажется, что вы чего-то недоговариваете.

— Я в самом деле понятия не имею, что с ней сталось. Спросите меня в суде — и получите тот же ответ.

— Когда вы в последний раз видели ее?

— Уже не помню. Во всяком случае, после восьмого мая сорок пятого года я не видел ни ее, ни Фромма.