Стервятники - Олег Петров Страница 82

- Ты знаешь, дорогой, фрау Эмма отвечает, что те места для их семейства особенные, связанные с памятью об их отце, который там искал золото в начале века.

Перевод ответа госпожи Хансен заставил Рунге встрепенуться!

- Ну-ка, расспроси, кто он, отец Эммы? И про семью ее младшей сестры, поподробнее.

От услышанного у Е.М. разве что глаза на лоб не полезли.

Отец фрау Эммы, Иоганн Шнелль, из поволжских немцев, оказался в Иркутске после окончания горного училища и был нанят на службу золотопромышленником Бертеньевым!

О-о, эта фамилия у Рунге на слуху - известна по иркутским поискам. Управляющий того самого Кузнецова, который нашел треклятую, таинственную золотую жилу!

И якобы этот самый Шнелль несколько раз ходил в заповедные места! Значит, правда.

Что же касается младшей сестры фрау Эммы, Агнессы, то ее история особо заинтересовала Рунге. Муж Агнессы, Карл Шейн, в 1943 году на Восточном фронте попал в плен, потом был этапирован в один из иркутских лагерей для военнопленных. В 1946 году Агнесса, проживавшая в советской зоне оккупации Германии, выхлопотала себе поездку к мужу. Ей удалось получить разрешение потому, что в плену Карл вступил в антифашистский комитет немецких военнопленных, активно сотрудничал в нем, в общем, был, так сказать, в числе благонадежных.

Но в новую, пролетарскую ГДР Карл Шейн не рвался. Родом он был с запада Германии - эти земли не вошли в советскую зону оккупации и, соответственно, впоследствии не оказались в составе пролетарской немецкой республики. А у восточных немцев свое отношение к западным.

И Карл трезво рассудил: в фатерлянде он никто и никак в Гэдээрии, а там, где Шейны жили до войны, еще неизвестно, как власти оценят его просоветские телодвижения, тянущиеся с сорок третьего года.

В леспромхозе же, при лагере, пусть и «далеко в стране Иркутской», но появилась у Ганса за минувшие годы какая-никакая, а репутация - трудового, хозяйственного мужика. Со временем высокого доверия добился: перевели в разряд «вольняшек». Тут уж Карл обзавелся углом, кое-каким скарбом, Агнесса уют навела. Власти на Шейнов смотрели с прищуром, но не выдавливали.

И даже - скорее всего, в агитационно-пропагандистских целях - разрешили, в конце концов, супругам Шейн остаться в СССР, предоставили гражданство. Со временем Агнесса превратилась в Аглаю. Только в паспортах граждан СССР, которые получили супруги Шейн, имя сохранилось правильно.

Потом лагерь - и, понятно, леспромхоз - ликвидировали. Не потому что вопрос с военнопленными наконец-то закрылся (отечественного «спецконтингента» хватало с избытком): заготовлять лес вокруг «зоны» стало нерентабельным (деляны отступили, в доступной близи всю деловую древесину выбрали с тщательностью саранчи).

Вот тогда Шейны и перебрались на байкальский берег, в Клюевку, где Карлу, оценив его педантичное отношение в делу, аккуратность и трезвость, предложили должность техника на лесоперевалочной базе. Но это все - увертюра. А дальше.

Если посмотреть на карту байкальского побережья, обнаружится некая ирония судьбы супругов Шейн: меньше сотни километров от прибрежной Клюевки, где поселились Шейны, до такого же, разве чуть крупнее, поселка Выдрино, западной оконечности Республики Бурятия на юге Байкала. А здесь в свое время, как помнит читатель, осела семья старшего сына удачливого каторжника Демина - Прокопа.

Что между ними общего? Одно - отсутствие непреодолимой тяги к золоту.

История Прокопа уже известна: прогулял с младшим братом отцовскую заначку и вскоре успокоился, излечился от золотой лихорадки, порыбачил-порыбачил да и превратился в железнодорожный пролетариат.

История Шейнов тоже имела некий золотой оттенок. В годы хрущевской «оттепели» старый Иоганн Шнелль несколько раз писал младшей дочери и ее мужу. Пересылку писем устраивал с дипломатической оказией, благо имел такие связи. Хитер был, старая каналья! Предполагал, что иностранная почта наверняка Советами перл юстри руется.

В письмах предлагал заняться поисками таинственной жилы, присылал схемы маршрутов, описание ориентиров, настаивал, чтобы отыскали следы его компаньона по поискам золота, некоего Новикова. Но Шейны золотой болезнью не болели.

Были и другие, уже совершенно прозаические причины, в том числе, и страх. Страх привлечь к себе внимание «компетентных органов», страх потерять приобретенную жизненную устойчивость, уже сложившееся маленькое свое благополучие, семейный уют.

Подрастали трое детей, и их судьбы занимали Агнессу и Карла поболе, чем золотые фантазии дедушки Иоганна. Посему Шейны отнесли эти просьбы-приказы к старческому маразму герра Шнелля, отвечать не стали, тем более устраивать какие-то розыски. Вели вежливую, крайне редкую переписку с родственниками: отвечали на рождественские поздравления, благодарили за пожелания к дням ангела, посылали аналогичные открыточки родне.

Реакцию Шейнов старикан Шнелль понял и махнул на них рукою. А вскоре и вовсе помер - вопрос закрылся.

Фрау Эмма Зимель, в девичестве Шнелль, поведала все эти сентиментальщины новоприобретенным родственничкам Рунге, аккуратно промокая уголки глаз батистовым платочком. В унисон фрау Эмме сморкалась, утирая распухшую сливу носа, и переводившая рассказ и ворох возникших у супруга уточняющих вопросов Виктория Францевна Рунге. Для нее услышанное было готовой женской «мыльной оперой». Но одно дело рыдать у телевизора над бразильским или мексиканским «мылом» и совершенно другое - обнаружить столь душераздирающую историю у себя под боком, оказаться - о, майн Готт! - сопричастной, пусть и в малой, условной толике.

Знала бы фрау Эмма последствия своего экскурса в семейную историю - откусила бы себе язык.

РУНГЕ едва дождался первой возможности покинуть чопорное застолье у фрау Зиммель. Торопя супругу, без которой в чертовом фатерлянде он был «глух и нем», Евгений Михайлович рванул на центральный телеграф Гамбурга, заказал международные переговоры с Читой. Процедура заказа, вернее, географическое невежество телеграфистов - что за Чита, какая Чита? - довело Рунге до белого каления. Наконец, соединение состоялось.

- Юрий, слушай внимательно. Бери двух-трех ребят, и шустро дуйте в Бурятию. Ты не ослышался! Полтораста километров за Улан-Удэ, Клюевка. Клю-ев-ка! Станция на Транссибе. Надо найти семейство Шейн. По буквам: Шило, Емеля, «и» краткое, Николай. Шейн. Карл и Агнесса. У них должна быть переписка с родней из Германии. С отцом Агнессы. Иоганн Шнелль. Два «л» в фамилии. Записал? Переписка нужна пол-но-сть-ю! Понял, Юрок? Да, всеми способами. А информация к размышлению, так сказать, тебе такая.

Рунге быстро продиктовал собеседнику имена и данные родни Шейнов в Гамбурге.

- Потом ждите меня в Иркутске, на нашей базе. Понял? А вы сегодня же! Сегодня, Юрий, сегодня! Давай.

- Что это ты придумал? - насторожилась супруга, когда Рунге после разговора с Читой, тут же приказал супруге звонить в авиаагентство и заказывать билеты на Москву.