Смерть в белом галстуке. Рука в перчатке - Найо Марш Страница 80

– Понимаю, – произнес Аллейн. – И вы также помните сэра Герберта Каррадоса?

– О да. Правда, вначале я была не вполне уверена, но потом убедилась. Сэр Герберт был тем самым джентльменом в машине. Наверное, мне следует пояснить?

– Будьте добры.

– Я даже говорила с ним. – Она с извиняющимся видом посмотрела на леди Каррадос. – Я совершенно уверена, что сэр Герберт забыл об этом, потому что тогда я была лишь неуклюжей школьницей.

– Довольно, мисс Харрис! – свирепо бросил Каррадос. – Сделайте одолжение, не отвечайте больше ни на какие вопросы!

Мисс Харрис испуганно вздрогнула, залилась краской и вытаращила глаза. Губы ее сложились в пуговку.

– Продолжайте, мисс Харрис, – сказал Аллейн.

– Как мне лучше поступить, леди Каррадос? – спросила секретарша.

– Думаю, лучше продолжать, – ответила та слабым голосом.

– Слушаюсь, леди Каррадос. Видите ли, я имела удовольствие вернуть то письмо, которое осталось в доме викария.

– Это ложь! – воскликнул Каррадос.

– Простите, – возразила мисс Харрис, – но я не могу этого так оставить. Я говорю правду.

– Спасибо, мисс Харрис, – быстро произнес Аллейн. – Вы не возражаете, если вам придется переждать некоторое время за дверью? Фокс.

Фокс проводил ее за дверь.

– Клянусь Богом! – начал Каррадос. – Если вы принимаете на веру…

– Погодите секунду, – сказал Аллейн, – пожалуй, я продолжу свое повествование. Мы убеждены в том, сэр Герберт, что вы действительно взяли то письмо и по какой-то причине так и не передали его той леди, которая впоследствии стала вашей женой. Мы убеждены в том, что, прочитав это письмо, вы хранили его восемнадцать лет в ящичке миниатюрного секретера в вашем кабинете.

– Я возражаю. Я полностью отрицаю…

– Вы и это отрицаете?

– Это неслыханно! Заявляю вам, сэр, что я пользуюсь некоторым влиянием в…

– Одну минуту, – прервал его Аллейн. – Леди Каррадос хочет что-то сказать.

Внимание переместилось на даму. Ее вид внушал мысль о том, что она присутствует на собрании какого-то важного общества, в котором крайне заинтересована. Ее меха, неброская дорогая одежда, перчатки, тонкий макияж казались образцом хорошего тона, веками прививаемого тем, кто принадлежал к аристократической среде. И вся сила ее чувств сосредоточилась только в неподвижно застывшей фигуре. Даже голос Эвелин не дрогнул. Аллейн понял, что она не замечает ни происходящего вокруг, ни людей, находящихся в комнате, и счел это самым важным свидетельством ее горя. Она обратилась непосредственно к мужу:

– Ты знал! Все эти годы ты наблюдал за мной и знал, как я страдаю. Зачем ты спрятал это письмо? Зачем ты женился на мне, зная мою историю? По-моему, ты безумен. Теперь я понимаю, почему ты следишь за мной, почему с момента этой ужасной трагедии ты не спускаешь с меня глаз. Ты все знал. Ты знал, что меня шантажируют. – Она перевела дыхание и, чопорно повернувшись, оказалась лицом к лицу с мужем. – Это сделал ты, – прошептала она. – Ты безумен и делал это для того, чтобы мучить меня. Ты всегда ревновал меня к Пэдди. С тех пор, как я сказала, что никогда ни с кем у меня так не будет. Ты ревновал меня к мертвому Пэдди.

– Эвелин, – мягко произнес Аллейн. Она сделала легкий нетерпеливый жест, но продолжала говорить, обращаясь только к Каррадосу:

– Ты писал те письма. Ты!

Каррадос обалдело уставился на нее. Брови его приподнялись, придавая ему сходство со слабоумным. Он качал головой из стороны в сторону.

– Нет, – сказал он. – Нет, Эвелин, нет.

– Пусть он расскажет вам, Родерик, – не поворачивая головы, велела она.

– Сэр Герберт, – спросил Аллейн, – вы отрицаете, что хранили письмо в секретном ящике вашего секретера?

– Да.

Фокс взглянул на Аллейна, вышел и вернулся, опять посреди гробовой тишины, теперь уже с Бриджет.

Леди Каррадос тихо охнула и ухватилась за руку дочери.

– Мисс О’Брайен, – сказал Аллейн, – я попросил вас прийти сюда с тем, чтобы помощник комиссара услышал об инциденте, о котором вы поведали мне вчера. Вы рассказали мне, что однажды, находясь одна в кабинете отчима, вы осматривали стоявший там миниатюрный секретер. Вы сообщили мне, что когда нажали крохотный винт, из секретера выскочил треугольный ящичек и в нем было письмо. Это правда?

– Донна? – Бриджет встревоженно посмотрела на мать.

– Да, да, дорогая. Скажи им. Что бы то ни было, скажи им.

– Истинная правда, – кивнула Бриджет.

– В этот момент в кабинет вошел ваш отчим?

– Да.

– Как он отнесся к тому, что вы сделали?

– Он страшно разозлился.

– Что он сделал?

– Вывернул мне руку и оставил на ней синяк.

– Ложь! Этот ребенок всегда меня ненавидел. Что бы я ни старался для нее сделать… Ложь, отвратительная, злобная ложь!

– Фокс, – сказал Аллейн, – пригласите сюда сэра Дэниэла.

Сэр Дэниэл, вероятно, сидел в секретарской, потому что вошел почти тотчас. Увидев обоих Каррадосов и Бриджет, он приветствовал их так, словно все они были гостями на одной и той же вечеринке. Потом обменялся рукопожатием с помощником комиссара и посмотрел на Аллейна.

– Сэр Дэниэл, – сказал Аллейн. – Я попросил вас прийти, потому что, насколько мне известно, вы были свидетелем сцены, которую только что описала нам мисс О’Брайен. Это произошло примерно два года назад. Вы помните, как мисс О’Брайен позвонила вам и попросила прийти и осмотреть ее мать, которая неважно себя чувствовала?

– Такое случалось не однажды, – ответил Дэвидсон.

– В тот ваш визит вы вошли в кабинет и разговаривали с мисс О’Брайен о маленьком французском секретере.

Дэвидсон пошевелил бровями.

– Да, и что же?

– Вы это помните?

– Да. Очень хорошо.

– Вы сказали ей, что в секретере, вероятно, находится потайной ящичек. Затем пошли наверх, чтобы осмотреть леди Каррадос.

– Да. Думаю, все так и было.

– Когда вы вернулись, находились ли мисс О’Брайен и сэр Герберт оба в кабинете?

– Да. – Дэвидсон сложил губы в твердую линию.

– Не опишете ли вы последовавшую за этим сцену?

– Боюсь, нет, мистер Аллейн.

– Почему?

– Скажем так, по соображениям профессионального этикета.

– Сэр Дэниэл, – подала голос леди Каррадос, – если вы беспокоитесь обо мне, то я умоляю вас рассказать им то, что они хотят знать. И я тоже хочу знать правду – не меньше, чем любой другой в этой комнате. Если я сейчас не узнаю правды, не представляю себе, что со мной будет.