Невинная - Дэвид Бальдаччи Страница 8

Роби провел рекогносцировку в усеченном варианте, насколько позволяло отведенное время. Прогоны с осложненной в подобной ситуации логистикой еще не закончены.

И все же ему это не нравится.

Но это не его ума дело.

Чтобы добраться до места, Роби не потребуется ни самолет, ни поезд. Но и мишень другая. И не в лучшем смысле.

Порой он убирал субъектов, представляющих глобальную угрозу, вроде Риверы или Талала. А порой просто решал проблему.

Можно навешивать какие угодно ярлыки, но смысл в конечном итоге один и тот же. Его работодатели решали, кто из живущих и дышащих заслужил роль мишени. А потом обращались к людям вроде Роби, чтобы положить конец жизни и дыханию.

В оправдание твердя, что это делает мир лучше.

Скажем, бросив мощнейшую армию планеты против безумца на Ближнем Востоке. Военная победа гарантирована изначально. А вот предсказать, что воспоследует за победой, было возможно не вполне. Вроде хаоса трансформации, вырваться из которого невозможно.

Угодить в западню, сотворенную собственными руками.

Агентство, на которое работал Роби, имело совершенно недвусмысленную политику в отношении оперативников, попавшихся во время задания. Признавать, что Роби хоть когда-то работал на Соединенные Штаты, никто не станет. Не будет предпринято ровным счетом никаких мер по его спасению. Полная противоположность мантре морпехов США: в мире Роби своих бросают. Всех без исключения.

Так что на каждом задании Уилл припасал план отхода, известный только ему – на случай, если операция пойдет косо-криво. Использовать персональный резервный план ему ни разу не пришлось, потому что ни одной миссии он не провалил. И всё же… Завтра будет очередной день, когда что-нибудь может пойти наперекосяк.

Одним из тех, кто научил этому Роби, был Шейн Коннорс, признавшийся, что однажды ему пришлось пустить в ход собственный резервный план – в Ливии, когда операция разлетелась вдребезги, хоть и не по его вине.

– Ты там один-единственный, кто на самом деле прикрывает тебе спину, Уилл, – сказал ему Коннорс. Этому совету Роби следовал все эти годы. И никогда его не забудет…

Роби окинул квартиру взглядом. Он прожил здесь четыре года, и она ему по большей части по душе. До ресторанов рукой подать. Район интересный, с множеством необычных магазинчиков, не входящих ни в какие гомогенные национальные сети. Роби частенько трапезничал вне дома. Ему нравилось сидеть за столом, наблюдая за прохожими. В каком-то смысле он исследователь человечества. Потому-то и жив до сих пор. Он умеет читать людей, зачастую понаблюдав за ними всего несколько секунд. И это отнюдь не прирожденный талант, а искусство, отточенное годами, как самое полезное из умений.

В подвале дома есть спортивный зал, куда Уилл ходил тренироваться, чтобы подтянуть мускулатуру, отточить моторные навыки, поприменять приемы, нуждающиеся в практике. И был единственным, кто вообще пользовался залом. Упражняться с оружием и прочими орудиями своего ремесла он ходил в другие места. К другим людям, с которыми работал.

И в сорок лет легче отнюдь не стало.

Роби подвигал шеей вперед-назад и был вознагражден удовлетворительным щелчком.

Услышал, как в коридоре открылась и закрылась дверь. Подошел к глазку и проследил, как женщина ведет свой велосипед по коридору. Та самая, с вечеринки, работающая в Белом доме. По пути на работу она надевает джинсы – наверное, переодевается в официальный прикид уже на месте. Она всегда утром покидает дом первой, если только Роби еще не отбыл по какой-то причине.

«А. Ламберт».

Это имя значится на почтовом ящике внизу. Он знал, что «А.» – это «Анна». Так говорят данные, предоставленные на нее.

На его собственном ящике написано просто «Роби». Никаких инициалов. Он даже не представлял, вызывает ли это у людей недоумение или нет. Впрочем, скорее нет.

Ей под тридцать, высокая, длинные светло-русые волосы, худенькая. Когда она только-только въехала, Роби однажды видел ее в шортах. Ноги немного иксиком, но черты лица изящные, с родинкой под правой бровью. Он слышал, как она спорит в коридоре с коллегой-квартиросъемщиком, недовольным нынешней администрацией. Ее резкие, информированные ответы произвели на Роби впечатление.

Он начал мысленно называть ее «А».

Она вместе с велосипедом скрылась в лифте, и Роби, отойдя от двери, переместился к другому окну с видом на улицу. Минуту спустя, покинув здание, «А» забралась на велосипед и укатила. Роби провожал ее взглядом, пока она не свернула за угол, и световозвращающие полоски на ее рюкзачке и шлеме скрылись из виду.

Следующая остановка: Пенсильвания-авеню, 1600.

Четыре тридцать утра.

Повернувшись к окну спиной, Уилл окинул взором свое жизненное пространство.

В квартире ровным счетом ничего такого, что поведало бы тем, кто затеет здесь обыск, чем он занимается. У него есть официальная должность, которую полностью поддержат, буде кто-либо пустится в расспросы. И все равно эта квартира совершенно непримечательна и почти не несет отпечатка его личности. Ему это больше по вкусу, чем пользоваться услугами других, изобретающих для него прошлое, расставляющих по квартире фотографии людей, вовсе ему не знакомых, и выдающих их за родственников или друзей. «Персонификация» жилища теннисными ракетками, лыжами, кляссерами с коллекциями марок или музыкальными инструментами – стандартная процедура. Роби отвергал все подобные предложения. Только кровать, несколько стульев, немного книг, которые он читал на самом деле, лампы, столы, закуток для еды, закуток с душем и туалетом.

Ухватившись за перекладину над дверным проемом спальни, Уилл быстренько подтянулся двадцать раз. Хорошо чувствовать мышцы в движении, легко поднимающие его вес к перекладине. На дистанции он дал бы фору большинству двадцатилетних с чем-то. Его сила и моторные навыки по-прежнему превосходны. И все же ему же сорок, и он явно уже не тот, что прежде. Остается лишь уповать, что неизбежная деградация рефлексов и физической формы скомпенсируется накопленным полевым опытом.

Роби лег на кровать, но накрываться не стал. Он поддерживает в квартире прохладу. Нужно поспать.

Ночка грядет хлопотливая.

И другая.