Преступление в Орсивале - Эмиль Габорио Страница 8
Преступление в Орсивале - Эмиль Габорио читать онлайн бесплатно
– Полагаю и уверен, что да.
– Я тоже уверен в этом, – подтвердил доктор Жандрон. – Я неоднократно слышал – в Корбейле все всем становится известно – про весьма бурную сцену между господином де Треморелем и хорошенькой дамой из Парижа. После этого ее в «Бель имаж» больше не видели.
– Мелён находится не на краю света, – с улыбкой заметил папаша Планта, – а гостиницы есть и там. На хорошей лошади не так уж далеко до Фонтенбло, Версаля или даже до Парижа. Госпожа де Треморель могла ревновать, а в конюшне ее мужа были превосходные рысаки.
Что это было – ни к чему не обязывающее замечание? Намек? Г-н Домини вопросительно глянул на папашу Планта, но лицо мирового судьи не отражало ничего, кроме глубочайшей безучастности. Он просто рассказывал эту историю, как мог рассказать любую другую.
– Прошу вас, сударь, продолжайте.
– Увы! – вздохнул папаша Планта. – Ничто не вечно под луной, даже скорбь, и я знаю это лучше, чем кто-либо другой. Безудержные слезы и неистовое отчаяние первых дней вскоре сменились сдержанным горем, а потом и мягкой печалью. А когда минул ровно год со смерти Соврези, господин де Треморель сочетался браком с его вдовой.
На всем протяжении этого довольно долгого рассказа мэр Орсиваля неоднократно выказывал признаки живейшего неудовольствия. К концу он уже не мог сдержать его.
– Сведения абсолютно верны, верней и быть не может. Но я хочу спросить, какое отношение они имеют к той важной проблеме, которой мы заняты: как найти убийц графа и графини?
– Мне эти сведения необходимы, – ответил г-н Домини, – и я считаю их весьма полезными. Очень меня беспокоят эти свидания в гостинице. Никогда не известно, до какой крайности может дойти женщина под влиянием ревности… – Он внезапно умолк, прикидывая, вероятно, какая может существовать связь между красивой парижской дамой и убийцами, но тут же продолжил: – Теперь, когда я узнал супругов Треморель так, словно был знаком с ними, перейдем к нынешней ситуации.
Глаза папаши Планта вдруг вспыхнули, он приоткрыл рот, словно намереваясь что-то сказать, но смолчал. И только доктор, внимательно наблюдавший за ним, заметил, как на миг изменилось выражение его лица.
– Мне остается лишь узнать, как жили новобрачные, – произнес г-н Домини.
Г-н Куртуа решил, что для поддержания своего престижа он должен опередить папашу Планта.
– Вы спрашиваете, как жили новобрачные? – перебил он. – Они жили в полном согласии, и у меня в коммуне никто не знает этого лучше, чем я, который был задушевным… самым близким другом. Память о несчастном Соврези была теми узами счастья, что соединяли их. И если они меня так любили, то лишь потому, что я часто говорил с ними о Соврези. Ни единая тучка не омрачала их отношений. Наш дорогой, незабвенный граф – я по-дружески звал его Эктором – относился к жене с изысканной заботливостью, как к возлюбленной, а ведь супруги – я не боюсь так говорить, – как правило, слишком быстро отвыкают от этого.
– А графиня? – поинтересовался папаша Планта, и голос его звучал так невинно, что за этим явно скрывалась насмешка.
– Берта? – воскликнул мэр. – Она была не против того, чтобы я по-отечески называл ее по имени. О, я много раз ставил ее в пример и образец госпоже Куртуа! Да, Берта была достойна и Соврези, и Эктора, этих самых достойных людей, каких я знал в жизни! – Заметив, что его восторг несколько изумляет слушателей, почтенный мэр чуть сбавил тон. – Я должен кое-что объяснить и ничуть не сомневаюсь, что могу это сделать перед людьми, чья профессия, а главное, характер служат гарантией соблюдения тайны. Соврези очень помог мне, когда… я вынужден был согласиться стать мэром. Ну а Эктор… Я знал, что он порвал с заблуждениями юности, и когда заметил, что он неравнодушен к моей старшей дочери Лоранс, то с радостью думал об этом браке, незазорном для обеих сторон: граф де Треморель был аристократ, а я давал за дочерью более чем приличное приданое, достаточное, чтобы любой потускневший герб вновь засверкал золотом. Однако события воспрепятствовали моим планам.
Мэр еще долго возглашал бы хвалы супругам Треморель, а заодно и себе, если бы слово не взял судебный следователь.
– Ну вот, – сказал он, – я все записал, хотя мне кажется…
Его прервал громкий шум в вестибюле. Похоже, там шла борьба: в гостиную доносились крики и брань. Все вскочили.
– Я знаю, в чем дело! – воскликнул мэр. – Я догадался! Нашли тело графа.
Почтенный мэр ошибся. Дверь гостиной распахнулась, на пороге показался тщедушный человек, в которого вцепился справа жандарм, а слева слуга, и этот человек сопротивлялся им с такой яростью и силой, каких трудно было от него ожидать.
Борьба, очевидно, длилась уже довольно долго, поскольку его одежда была в самом плачевном состоянии: новый сюртук разорван, на шее болтались лохмотья галстука, запонка воротничка вырвана с мясом, сквозь разорванную сорочку видна голая грудь. Шляпу он потерял, и его длинные черные волосы в беспорядке падали на искаженное страхом лицо.
Из вестибюля и со двора доносились голоса прислуги и более чем сотни зевак, которые, узнав о преступлении, столпились у ворот, горя желанием что-нибудь разузнать, а главное, увидеть. И вся эта толпа кричала:
– Это он! Гепен! Смерть убийце!
А бедняга, охваченный смертельным ужасом, продолжал сопротивляться и хрипел:
– Помогите! Оставьте меня, я ни в чем не виноват!
При этом он уперся в дверь, и протолкнуть его не было никакой возможности.
– Да нажмите на него! Толкайте! – командовал мэр при нарастающем ожесточении толпы.
Однако отдать приказ оказалось куда проще, чем исполнить. Страх придал Гепену нечеловеческую силу. Но тут доктору пришла мысль открыть вторую створку дверей, и Гепен упал или, вернее сказать, рухнул перед самым столом, за которым вел записи судебный следователь. Гепен тут же вскочил, ища взглядом, куда бежать. Увы, бежать было некуда: и в окнах, и в дверях торчали любопытные. Тогда он опустился на стул.
Несчастный являл собой олицетворение крайнего ужаса. На мертвенно-бледном лице выделялись синяки, полученные при сопротивлении, побелевшие губы тряслись, он все время судорожно сглатывал слюну, пытаясь увлажнить пересохший рот. Тело сотрясала конвульсивная дрожь, а в странно округлившихся, налитых кровью глазах читалось безумие.
Вид его был настолько страшен, что мэр решил преподать собравшимся урок высокой нравственности. Обратившись к толпе, он указал на Гепена и трагическим голосом возвестил:
– Вот он, преступник!
Однако остальные, то есть доктор, судебный следователь и папаша Планта, недоуменно переглядывались.
– Если он виновен, – пробормотал мировой судья, – то какого черта приперся сюда?
Потребовалось несколько минут, чтобы изгнать зевак; для этого бригадиру пришлось мобилизовать всех своих подчиненных; когда же порядок был восстановлен, он возвратился и встал рядом с Гепеном, полагая, что было бы крайне неблагоразумно оставлять столь опасного злодея с невооруженными людьми.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments