Подозревается в убийстве - Пер Валё Страница 8

– Нет, правда, хулиган какой-то.

– С капитанами это бывает, – сказал Мартин Бек. – Они часто очень одиноки, а если у такого человека к тому же деспотические замашки, он легко становится наглым и самовластным. Или, как ты выразился, хамом.

– Чем он теперь занимается?

– Владелец пивнушки в Лимхамне. Ты ведь знаешь его биографию? Доконал себе печень спиртным то ли в Эквадоре, то ли в Венесуэле. Лежал в больнице. Теперь врачи не разрешают ему снова выйти в плавание. Обосновался дома в Андерслёве, но из этого ничего хорошего не вышло. Пил, колотил жену. Она подала на развод. Он был против. Но развод ей дали. Без всяких.

– Рад говорит, у него алиби на семнадцатое число.

– Относительное… Говорит, смотался на пароме в Копенгаген, чтобы гульнуть. Да только алиби это с душком. На мой взгляд. Говорит, дескать, сидел в носовом салоне. Паром отходит без четверти двенадцать, раньше отчаливал ровно в двенадцать. И будто он сидел в салоне один, и от официанта несло перегаром. Кто-то из команды развлекался у игорного автомата. Я сам часто по этому маршруту езжу. Официант – его зовут Стюре – всегда под мухой, всегда у него мешки под глазами. И всегда один и тот же член команды пичкает кронами игральный автомат. По-моему, тебе стоит самому потолковать с Бертилем Мордом, – сказал Монссон.

Мартин Бек кивнул.

– Свидетели признали его, – продолжал Монссон. – Да его и нетрудно узнать. Беда только в том, что там каждый день одно и то же. Паром отходит по расписанию, и большинство пассажиров те же. Как тут положиться на память свидетелей? Человека опознают две недели спустя, можно ошибиться в дне.

– Значит, ты его уже допросил?

– Допросил, и не очень-то он убедил меня.

– У него есть машина?

– Есть. Он живет в западных кварталах, отсюда рукой подать, если рука длинная. Местер Юхансгатан, двадцать три. До Андерслёва полчаса езды. Примерно.

– Почему это так важно?

– Да потому, что он туда ездил. Иногда.

Мартин Бек не стал больше допытываться.

Третье ноября, суббота, на дворе почти лето. Несмотря на праздник – день всех святых, – Мартин Бек намеревался потревожить покой капитана Морда. К тому же капитан вряд ли верующий.

– Пожалуй, я пойду, – сказал Мартин Бек.

– Давай. Я как раз хотел сказать, что самое время, если ты хочешь застать Морда трезвым. Вызвать тебе такси?

– Да нет, лучше пройдусь.

Мартин Бек часто бывал в Мальмё и неплохо ориентировался, во всяком случае, в центре города.

К тому же стояла хорошая погода, и ему хотелось проветрить мозги перед встречей с Бертилем Мордом.

Ведь вот и Монссон подбросил ему явное предвзятое суждение.

Предвзятые суждения – это плохо. Поддаваться им опасно, но столь же опасно ими пренебрегать. Всегда следует помнить, что и предвзятое суждение может оказаться верным.

Стажер этот мог бы весьма успешно выступить в театре или на телевидении, исполняя пародию на человека, который изо всех сил делает вид, что не следит за домом. К тому же дом был маленький, а соседние здания снесены. Стажер стоял на другой стороне улицы, сплетя пальцы на спине, с отсутствующим видом, однако то и дело косился на дверь, за которой надлежало пребывать жертве его наблюдений.

Мартин Бек и пальца не успел оторвать от кнопки, когда Бертиль Морд распахнул дверь.

На нем были форменные брюки, а кроме брюк – майка и деревянные башмаки. От него разило перегаром, но к перегару примешивался запах одеколона, и неспроста – огромная ручища сжимала флакон «Флориды» и опасную бритву. Указывая бритвой на своего караульщика, он заорал:

– Это еще что за чертова кукла битых два часа стоит и таращится на мой дом?

– Ничего подобного, – сказал Мартин Бек, входя и закрывая за собой дверь. – Ничего подобного…

– Что – ничего подобного? – кипятился Морд. – В чем дело, черт возьми?

– Спокойно, спокойно…

– Спокойно? Так оставьте меня в покое! И не подсылайте переодетую шантрапу, чтобы шпионила за мной. Я привык быть сам себе хозяин. А ты-то кто, черт бы тебя побрал? Главная ищейка?

– Вот именно, – сказал Мартин Бек.

Он прошел мимо Морда и стал осматривать полутемную комнату. Запах стоял такой, словно здесь спало пятьдесят индивидов, притом отнюдь не человеческого рода. Окна завешены старыми ватными одеялами со множеством дыр и жирных пятен; впрочем, если отогнуть угол внизу, можно выглянуть наружу. У одной стены стояла кровать, которую не убирали неделями, а то и месяцами. Обстановку дополняли четыре стула, стол и здоровенный гардероб. На столе – стакан и две бутылки русской контрабандной водки: одна совсем пустая, другая наполовину. В углу валялась гора грязного белья, через открытую дверь в другом конце комнаты было видно кухню, где творилось нечто неописуемое.

– Я побывал в ста восьми странах, – орал Морд, – и нигде не видел ничего подобного! Ищейки тебя донимают. Больничная касса тебя донимает. Налоговый инспектор, собес, инспектор по борьбе с алкоголизмом и прочая шваль. Энергосбыт, таможня, переписчики, поликлиника. Даже почта покоя не дает, хотя мне никакая почта не нужна.

Мартин Бек перевел взгляд на Морда. Не мужчина – медведь, рост не меньше метра девяносто, вес – добрых сто двадцать пять. Черные волосы, темные злые глаза.

– Откуда ты взял эти сто восемь стран? – спросил он.

– Не говорите мне «ты». Я не желаю, чтобы всякая сволочь ко мне на «ты» обращалась. Говорите «сэр» или хотя бы «господин». Откуда взял? Дурацкий вопрос, я же сам счет вел. Сто восьмая – Верхняя Вольта. И провалиться мне на этом месте – хуже нашей нет. Я лежал в больницах Северной Кореи, и Гондураса, и Макао, и Доминиканской Республики, и Пакистана, и Эквадора. И нигде не видел такого безобразия, как здесь, в Мальмё, этим летом. Сунули в палату, которую строили еще в прошлом веке.

Морд посмотрел по сторонам.

– Здесь не убрано, – продолжал он. – Я не мастер убирать, не обучен.

Он взял пустую бутылку и отнес на кухню.

– Ну так, с этим все. А теперь позвольте задать один вопрос. Что тут такое происходит, черт возьми? Почему, когда я бреюсь, какой-то идиот скребется в мою дверь? Я бреюсь два раза в день, утром в шесть часов, потом в три. Сам бреюсь. Опасной бритвой. Так лучше.

Мартин Бек молчал.

– Я задал вам вопрос. Не слышу ответа. Вот вы – кто вы такой? За каким чертом пришли в мой дом?

– Меня звать Мартин Бек, я служу в полиции. Комиссар уголовной полиции, начальник отдела по расследованию убийств.

– Год и месяц рождения?

– Двадцать пятое сентября тысяча девятьсот двадцать второго года.

– Ясно. То ли дело, когда сам вопросы задаешь. Что вам угодно?