Фамильное привидение - Ирина Арбенина Страница 8

* * *

Все оказалось очень просто. И очень скверно.

Вдова Хованского, оказывается, подала заявление в милицию. И по месту жительства депутата Хованского в районном отделении милиции было уже возбуждено уголовное дело.

Это Гоше объяснили в машине, по дороге в отделение. И даже успели ознакомить с заявлением вдовы.

ВОТ ОНО, ЭТО ЗАЯВЛЕНИЕ:

«Выдающий себя за частного детектива гражданин Ладушкин Е.А. незаконным образом устанавливал в нашей квартире специальную записывающую аппаратуру. В частности, видеокамеры. Соответствующие пленки, сделанные этими видеокамерами, насколько мне известно, были изъяты милицией после смерти моего мужа, Ф. Ф. Хованского, из его сейфа. На одной из этих пленок — изображение гражданина Ладушкина при посещении им нашей квартиры. Что является бесспорным доказательством следующего моего утверждения:

Гражданин Ладушкин имел свободный доступ в нашу квартиру и, соответственно, имел возможность нанести на трубку телефонного аппарата, которым пользовался мой муж, неизвестное отравляющее вещество сильного мгновенного действия, что согласно экспертизе повлекло за собой смерть моего мужа.

Мотив, которым руководствовался при этом гражданин Ладушкин, на мой взгляд, — корысть. Из квартиры пропала большая сумма денег. Так как мой муж, безусловно, догадался бы, кто похитил эти деньги, гражданин Ладушкин поспешил его убить. Обворовав нас, он нанес на трубку телефонного аппарата яд.

Прошу обратить внимание на особую общественную значимость данного уголовного дела и отнестись к нему с особым вниманием.

С уважением

ИНАРА ХОВАНСКАЯ».

Ладушкин чуть не взвыл от ярости… От злости и досады на самого себя. Он представил свою глупую самодовольную физиономию в кадре… Две недели назад, установив в квартире Хованских камеру, он позировал, гримасничал перед ней, чтобы проверить качество записи.

Все пленки потом Гоша отдавал покойному депутату Хованскому. В том числе и эту. И теперь эти пленки извлечены на свет из глубины сейфа «покойного депутата»!

— Экспертиза действительно установила, что смерть Хованского наступила в результате контакта с отравляющим веществом, нанесенным на телефонную трубку, — объяснили Ладушкину в машине. — По свидетельству вдовы покойного Хованской Инары Оскаровны, вы имели доступ в их квартиру, нарушали неприкосновенность жилища.

— Но я частный детектив! — возмутился Ладушкин. — Я устанавливал в квартире покойного депутата Хованского специальную записывающую аппаратуру, в частности видеокамеры, как она утверждает, с его разрешения!

— Он может это подтвердить? — усмехнулся Гошин собеседник.

Гоша растерянно промолчал.

Ибо это была ловушка! Ловушка, созданию которой немало поспособствовал сам Ладушкин.

Во-первых, работа на Хованского — это была «левая» работа, «левый» заказ. Дело в том, что Гоша решил срубить наконец приличные деньги и очень не хотел делиться с агентством, под лицензией которого всегда работал. И, по сути, он взял этот «левый» заказ от Хованского, никого не поставив в своем агентстве в известность.

Не преодолел искушения… Бес попутал.

Все как-то сошлось разом… Дочке Броне надо было идти в школу, и они с Генриеттой выбрали частную, дорогую… А это страсть, ужас какие деньги, и к тому же вечный дамоклов меч… Каково это, когда ребенок привыкает к определенному образу жизни и обстановке, и его надо забирать из частного школьного «рая» и отдавать в муниципальный «ад»? И все потому, что папе нечем больше платить за обучение?

А ведь предупреждали их с Генриеттой умные люди: учтите, школа это надолго — лет на десять, и то если на второй год, конечно, не будет оставаться… Сейчас деньги есть, а потом неизвестно как сложится. И уж лучше ребенку совсем не знать, что такое хорошее, чем попробовать и лишиться.

В общем, Ладушкину позарез нужны были большие деньги, и он очень не хотел делиться с агентством.

Это удачно согласовывалось и с желанием самого заказчика, депутата Хованского, который как раз не хотел, во избежание огласки, иметь дело с агентством, а желал оговаривать свои делишки тет-а-тет, один на один, с Гошей.

Искушение была велико.

И вот теперь агентство, конечно, не станет прикрывать Ладушкина, выступать в его защиту и давать необходимые для его оправдания показания.

Получается, что Егор выступал в роли некоего странного частного лица… Поди докажи теперь, какие цели это лицо преследовало…

Получается, он действовал незаконно.

Более того, все его договоренности с Хованским были устными и строго конфиденциальными.

И то, что доступ в квартиру и установка камер были разрешены ему самим Хованским, подтвердить никто теперь не сможет.

Тот, кто мог бы подтвердить это, теперь в гробу, а с того света свидетельских показаний не получишь.

Ловушка захлопнулась.

Гоша молчал и обреченно смотрел из окошка милицейской машины на проплывающие мимо московские улицы…

Попасть в ловушку досадно, но попасть в собственную ловушку, расставленную тобой для другого… Засветиться на собственной камере! Да если об этом узнает кто-то из коллег или клиентов агентства, его сочтут профнепригодным! И поделом! Вот уж поистине остается только скрежетать зубами.

Ах Инара, ах ловкая бестия… Отомстила Гоше. Да как!

Избавилась от мужа, который собрался ее изобличить; унаследует теперь все его имущество, да еще и Ладушкина наказала!

Соответствующие пленки, сделанные установленными им же самим в квартире камерами, действительно уже изъяты из сейфа покойного депутата Хованского…

И ничего тут уже не изменишь.

В чем Ладушкин не сомневался ни секунды, так это в том, что Хованского отправила на тот свет сама проштрафившаяся супруга.

Именно Инара Оскаровна, конечно же, и отравила мужа этим самым неизвестным веществом… Ха-ха! Держите меня шестеро… неизвестно оно ей! Как же!

Теперь понятны ее спокойствие, ее самодовольство, ее — без всякого преувеличения — наглость…

Ладушкин вспомнил ее за столиком кафе рядом с Кельнским собором… На белом фарфоровом кофейнике — солнечные блики; солнечные блики — на ослепительно белой скатерти, на черной лаковой сумочке, на темном лаке ее маникюра… И тот ее странный блуждающий по сторонам взгляд исподлобья… Она не видела Ладушкина, но, конечно, тогда уже была уверена, что за ней следят… И этот взгляд был адресован ему, Ладушкину. Расшифровать его можно было без особых затруднений. «И не надейся, что я испугаюсь твоих улик и доказательств, наивный дурачок… Ты еще и не представляешь, глупый сыщик, какие сюрпризы тебя ожидают. Еще не вечер. И увидим, на чьей улице будет праздник!»

А Ладушкин, упоенный сделанным в Кельне открытием и близким окончанием слежки, не придал значения этому вызову… означающему, по сути, начало поединка не на жизнь, а на смерть.