Смерть беспозвоночным - Иоанна Хмелевская Страница 8

Только он вышел, раззвонились телефоны.

Я говорю, разумеется, о сотовых, ведь еще никто не знал, что я вернулась. Вдобавок один мобильник, что с номером полегче, я по ошибке выключила, а включить не могла, потому что не помнила какой‑то идиотский РШ–код, и включила телефон уже дома, когда докопалась до самого дна чемодана и отыскала этот самый РШ–код в своем блокноте. Вернуться же я собиралась лишь завтра, а может, и послезавтра. У пана Тадеуша были оба моих номера, поэтому он меня сразу отловил.

Первой оказалась Мартуся.

— Слушай, ты уже знаешь? Ты вообще где? Этот мерзавец убит, представляешь, кто‑то его прикончил, с ума сойти, даже не верится, такая радость, все безумствуют, но никто ничего не знает!

Следом Малгося:

— Слушай, не успела я войти в дом, как Витек говорит: *Не поверишь, Вайхенманна кто‑то прикончил!»

Потом Юлита:

— Ты где? Возвращайся немедленно, тут такое!!! Сенсация! Говорят, кто‑то пристрелил Вайхенманна, какое счастье, что не ты…

Только положила трубку — Магда:

— Иоанна? А говорили, ты за границей, так, может, не знаешь: Вайхенманн уже на том свете, шлепнули его! Надеюсь, тебе не пришло в голову заказать его кому‑нибудь?..

Позвонил некий Адам Островский, журналист:

— Пани Иоанна, с убийством Вайхенманна вы никак не связаны? Уж очень эмоционально и чистосердечно, не таясь, сообщали вы всем подряд о своей большой нелюбви к этому человеку… Может, излишне искренне и слишком часто? Теперь почему‑то всем приходит в голову, что это вы…

Затем Тадик:

— Пани Иоанна, что происходит? Вы уже слышали? Агнешка меня толкает, чтобы я вас обязательно спросил, случайно, не вы ли его того… кокнули? Мы ничего не знаем, а вокруг только об этом и говорят!

А вот и Павел прорвался:

— Иоанна? Привет! Похоже, этот мир покинул очень любимый тобою человек Если тебе понадобится какое‑нибудь алиби, так можешь на нас рассчитывать.

Нет, я ничуть не была ошарашена, чего‑то в этом роде и ожидала, знала — буду первой подозреваемой. Может, и в самом деле не стоило столько болтать об этой гниде направо и налево? Причем публично. А с другой стороны — не жалко, пусть думают на меня, и тогда настоящий убийца останется в тени, пошли бог ему здоровья и благополучия! Может, он уж одним махом еще кого из этих пиявок прикончит? Не ограничится одним благородным поступком?

Ох, не в добрый час мне так подумалось…

* * *

Ну ладно, смерть Вайхенманна и переполнявшая меня по этому поводу ядовитая радость — все это замечательно, но нельзя забывать и об обязанностях. Поисками книги для Ляльки я занялась с утра, сначала по телефону.

В знакомом книжном магазине Эва Марш «временно отсутствовала».

Да, две ее последние книги были в магазине, но их недавно продали. Нет, на складе они взять не могут, там книжек Марш давно нет. В знакомом букинистическом их вообще никогда не было, редко кому хотелось расставаться с книгой Эвы Марш. Знакомый книголюб обещал поспрашивать. В незнакомых книжных магазинах последняя книга Эвы Марш, четвертое ее творение, пребывала дольше, но теперь уже и ее нет, и вообще нет ни одной книги Эвы Марш. Они сами удивляются. Почему в такой ситуации издательство не сделает допечатки?

Только теперь я заинтересовалась: кто же, собственно, издавал Эву Марш? Раньше этот вопрос мне как‑то не приходил в голову. Схватив имевшуюся у меня книгу Эвы Марш, я отыскала издателя на обороте обложки.

— Это же надо — «Гратис!» Я с ними когда‑то сотрудничала, они даже, хоть и честные издатели, но, как истинные бизнесмены, не упустили случая урвать у меня кругленькую сумму, что не доставило им никакого труда, — небось и с Эвой обходятся так же, хотя, может, она поумнее меня. В любом случае ее книги просто обязаны у них быть, а ко мне они должны относиться с пониманием, учитывая прежнее сотрудничество. Наверняка не в их интересах настраивать меня враждебно против них…

Позвонила, договорилась, оставила телефон в покое и поехала.

У них и в самом деле оказались книги Эвы Марш, но самые–самые последние, раскопанные на самом дне склада и только для меня! Чуть ли не плача, расставаясь с бесценным сокровищем, они вручили мне четыре книги, и простились рыдая, словно я не книжки у них взяла, а выдрала живьем печень и селезенку на запчасти.

Я не выдержала. Разозлилась.

— Раз такая ценность, тогда почему же панове не шлепнут еще тираж? Или хотя бы допечатку?

Оба пана смутились. А чего тут смущаться? Я ведь не спрашивала их о чем‑то неприличном или интимном, не допытывалась признаний в нарушении уголовного кодекса, речь шла об обычной работе издательства. Они переглянулись, надеясь, что я этого не замечу. И принялись, запинаясь, что‑то вякать в свое оправдание.

— Видите ли, это не так просто…

В их путаных объяснениях мелькали типографии, базы, оптовики и прочая дребедень книгоиздательского дела. Особенно часто слышалось слово «распространители».

— А что распространители? Они у вас глухие и недоразвитые?

— Ну вы же сами знаете, какие это безответственные люди… Такие убытки из‑за них…

Я удержалась и ни словечка не промолвила об убытках, которые якобы именно я в свое время причинила издательству, а на деле спасала некогда издательство и типографию от банкротства, о чем стало известно только много лет спустя. В данный момент я не думала о себе, меня интересовала Эва Марш.

Я им предложила, раз такие сложности, поменять Эву Марш на других авторов и добавила, что Эву Марш каждый примет с распростертыми объятиями.

И тут, похоже, угодила в их слабое место.

Они опять принялись бекать и мекать, упоминать о трудностях заключения договоров с авторами, о рекламе, на которую уходит тьма денег, а без рекламы ни один автор не продастся.

Оба с трудом выдавливали из себя аргументы один глупее другого, и мне стало ясно, что охотнее всего они бы меня выдавили, то есть я хочу сказать — вышвырнули за двери, но как‑то неловко все‑таки. Однако на всякий случай я попрочнее уселась на сумке с тремя добытыми книжками. И постепенно начала догадываться — да ведь у них нет договора с Эвой! Интересно, кто порвал договор, она или они? Может, слишком нажали на нее, эксплуатируя сверх всякой меры, она возмутилась и отказалась подписать новый договор. А они не могли составить новый договор на приличную сумму, не желая сознаться, что старый был копеечным. Тогда сразу стало бы ясно — столько лет ее водили за нос! А вдруг она бы потребовала возмещения убытков задним числом или еще чего‑нибудь в этом роде.

— Ну ладно, а как обстоит дело с новой книгой? — задала я опасный вопрос. — Очень давно ничего не выходило. Почему Эва не пишет?