Золотые рыбки - Алена Судакова Страница 8

— Забегу, конечно. Отец передает тебе привет.

— Еще не спит? — удивился Семен.

— Тоже ждал твоего звонка. Ты почему-то думаешь, что у отца холодное сердце и стальные нервы, а это не так. Ты — его единственный сын. Как он может не думать о тебе? Он от переживаний стал сам себе в шахматы проигрывать. Представляешь?

Это было для Семена новостью. Обычно отец держался с ним без экивоков, по-мужски.

— Мам, передавай ему привет. И скажи, что звонил плохой сын.

— Спокойной ночи, мой хороший ребенок! — рассмеялась мать.

Семен выключил сотовый, подумал и лег, накрывшись с головой. За стеной продолжали что-то двигать и шуршать упаковочной бумагой. Стоит завтра зайти к упрямой гражданке и пугнуть удостоверением. Обычно это производит впечатление. Особенно — уголовный розыск.

* * *

— Вадим!

Маленький Вадим медленно повернулся на окрик матери.

— Да, мамочка?

— Почему у тебя испачкана рубашка? Утром этого пятна не было!

А он так надеялся, что она не заметит! Мать одного из одноклассников угостила пирожным. Было так вкусно, что он съел его и не заметил упавших жирных крошек.

— Ты маленький неряха!

— Да, мамочка.

Он боялся посмотреть ей в лицо, потому что знал, что там увидит: презрение. За то, что он не смог быть сегодня хорошим мальчиком.

— Ты будешь наказан.

— Да, мамочка, — губы еле двигались, произнося привычные слова. Вадим уставился на красные шары бус на шее матери.

— А сейчас иди и покорми рыбок…

Он смиренно отправился в другую комнату, где стоял круглый аквариум с золотыми рыбками. Они считались его питомцами, хотя он просил купить ему собаку. Но мама сказала, что ему нужна не шавка, а «нечто прекрасное». И он согласился, хотя совершенно не понимал, что прекрасного в холодных скользких рыбах, которые только и делают, что выпучивают глаза да глупо открывают рот.

Аквариум поставили в его комнате, рядом с кроватью, чтобы он всегда мог, едва проснувшись, видеть «прекрасное». И он кормил рыб, сыпал корм в раскрывающиеся рты…

Сон кончился внезапно. Вадим проснулся в поту, вскочил и сел на кровати, поджав колени. В голове шумело, нарастала боль. Виски сжимало так, что хотелось кричать. Но он знал, что мама не одобрит такого поведения. Зажав голову ладонями и скрипя зубами, Вадим пережидал боль. Обычно она длилась несколько минут, после чего наступало отупение — он так его боялся! Боялся больше не прийти в себя, не вспомнить своего имени и имени матери. Когда приступ проходил, он первым делом называл вслух имена золотых рыбок: Ванда, Зизи, Хельга… Была еще Ханна, но она умерла. Он похоронил ее в палисаднике под вишней. Она была красивой рыбкой, почти как та, которая осталась в подвале…

Он вспомнил бледное лицо в ореоле волос-лучей. Когда они познакомились, она сказала, что ее зовут Вероникой. Но он хотел называть ее Золотой Рыбкой. Она так страдала от одиночества, что была готова на все и даже успела влюбиться в него. Глупая Рыбка! Он не может любить никого, кроме мамы! «Мы всегда будем вместе, сынок!» — говорила мама, и он знал, что в ее словах нет ни капли лжи. Мамы нет почти два года, но они по-прежнему вместе — духовно, физически, умственно. И эта связь не прервется никогда.

Но Вероника тоже захотела быть его мамой…

— Ты мой маленький мальчик! — говорила она и прижимала к себе его холодное тело. — Иди ко мне, ты мне нужен! Хочу согреть тебя, приласкать… Я буду баюкать тебя, петь колыбельные песни.

А потом тискала его и мяла, а он улыбался. Ей должно было быть хорошо с ним, потому что они прощались навсегда. Вернее, прощался он, а Рыбка об этом не знала.

Их последняя встреча закончилась, как обычно, сексом. Рыбка потащила его под душ, намыливала, как маленького, приговаривая:

— Мой сладкий мальчик!

Он терпеливо переносил все, что ей хотелось сделать с ним, а потом предложил погулять.

— Ты у меня настоящий романтик! — воскликнула она и побежала одеваться.

Они где-то ездили, пересаживались с маршрута на маршрут. Вадим не знал, где точно это должно произойти. Он никогда не подбирал место заранее: ждал, чтобы его осенило. Так было первый раз, два года назад. Ее звали, кажется, Кристина… или Аня… или Варя… Неважно. Она тоже была Золотой Рыбкой. Перед тем как познакомиться, он долго наблюдал за ней, оценивал, присматривался. Останавливало ее хобби: экстремальный спорт. Когда она предложила ему спуститься вниз по бурной реке на плоту, Вадим испугался до трясущихся поджилок. Пороги, бурная вода, холод — это не для него, он должен беречь себя для мамы! И все же поехал. Одной маме известно, чего ему стоил этот спуск! Он так старался, а спутница смеялась… Наверное, он бы стерпел обиду, если бы не ее:

— Эй, мальчик, когда же ты станешь мужчиной?

Никто не вправе смеяться над ним, кроме мамы!

В последний день поездки он рассказывал спутнице о горах, хотя никогда здесь не был. Она завороженно слушала, даже рот открыла, как глупая рыба в аквариуме… Он обнял ее сзади, прижал к себе. Мягко, но цепко ухватил длинные пшеничные пряди волос. На фоне заката блеснуло лезвие скальпеля, с которым он не расставался никогда… Это было так красиво! Алый закат, алая кровь. Она ничего не успела сказать, смотрела на него и умирала.

Он думал, что убить человека страшно, а оказалось — проще простого. Грязно только. Кровь клокотала в разрезанном горле, пузырилась, выталкивалась наружу. Мама заругалась бы: он опять перепачкался. Пришлось отмываться в холодной реке и менять одежду. Забрызганные кровью вещи он сжег и смыл остатки водой.

А труп спрятал в щели и завалил камнями. Никто и никогда, даже звери, не найдут место упокоения его первой Золотой Рыбки.