Профессор, поправьте очки! - Дмитрий Стрешнев Страница 8

Когда Сева Чикильдеев снова объявился в зале, обещанный фуршет уже набирал силу. Публика неумолчно гудела, прессуясь возле столов с шампанским Moёt et Chandon, конфетами Столичные фабрики Красный Октябрь, фруктами, обеспеченными компанией Group Sodea и прочим. Из месива тел навстречу Севе внезапно вытолкнуло милейшего раздолбая Забиженского с пустой рюмкой в руке и с медленно тающей во рту сигаретой. Он тут же сообщил свое мнение:

– -Поздравляю! Оч-чень недурно всё получилось! (Геннадий Александрович был уже с большим выхлопом) Давка только вот изрядная. Едва ухватил пять маслин – и какая-то тварь облила брюки шампанским! Но я одному тоже прямо на переднюю панель брызнул!.. Кстати, что это за странный журналист был на пресс-конференции?

– -Так… пятая полоса в телеге,-сказал невразумительно Сева, стремясь пройти мимо, но Забиженский пристроился следом, интригующе шипя:

– -Я знаю, кто меня заложил Спичкису! Да вы послушайте, ей-богу ни за что не отгадаете!

Сева затосковал. Чтобы не дать затащить себя снова в тревожный закулисный мир Дома Искусств, он решился на нарушение служебной этики.

– -Какая приятная неожиданность!-воскликнул он, затормозив возле довольно приятной мордашки, разглядывающей венецианское зеркало в раме с тритонами.-Наташа! И вы здесь тоже?

Мордашка разинула рот и вместо зеркала начала разглядывать Севу.

– -Вы меня, конечно, извините, Геннадий Александрович?-спросил тот в повелительном наклонении, повернувшись к Забиженскому.

– -Разумеется… конечно… не смею…-забормотал Геннадий Александрович, попятившись назад, сделал непонятный знак рюмкой и заговорщически крикнул – уже издалека:--Напомните мне, чтобы я вам потом всё дорассказал!

Опасаясь, что девица ляпнет что-нибудь не в пандан до тех пор, пока куратор отдела коммерческих выставок окончательно не исчезнет, Чикильдеев ограничился тем, что показал Забиженскому большой палец, как в фильмах про надежных и крутых ребят, а в другую сторону снова радостно сказал:

– -А я всё смотрел-смотрел и думал: неужели не придет?

"Ну вот, теперь ты сам не лучше того, в бордовом пиджаке!-закричал и запрыгал карлик у него в животе.-Назовись тогда Туган-Тугановским, что ли!"

Но, конечно, Туган-Тугановским Сева представляться не стал, а почему-то спросил:

– -Может вы всё-таки Наташа? Или я ошибаюсь?

– -Ошибаетесь,-быстро сказало милое создание.

– -Вижу, вы рады, что не Наташа,-с почти непритворной грустью сказал Чикильдеев.-Извините, что назвал вас таким банальным именем.

Профиль девушки отражался в превосходном венецианском зеркале, и от этого она казалась вдвойне растерянной.

– -Я Катя,-зачем-то произнесла она наконец.

– -Правильно!-воскликнул Сева.-Конечно Катя! Катя вам гораздо больше к лицу!

– -А вы…-сказала девушка уже с подозрением в голосе и даже немного попятилась.

– -Совершенно верно! Угадали: Всеволод Чикильдеев, представитель фирмы-организатора. Готов выслушать любые пожелания и обсудить имеющиеся замечания.

– -А… замечаний нет…

– -Ясно,-сказал Сева. Девушка, очевидно, думала, что свои реплики произносит совершенно самостоятельно, и не догадывалась, что весь разговор срежиссирован наглым молодым человеком, который, собственно, и довел этот самый разговор теперь до логического конца, чтобы иметь законную возможность с достоинством удалиться.-Как только их обнаружите – несите сразу ко мне.

– -Кого?-пискнула мордашка.

– -Замечания и предложения. Желаю приятно провести вечер!

Повернувшись на каблуках, Сева пошел дальше театральной походочкой, помахивая левой рукой. И всё было бы прекрасно в этом мире, если бы за десять предыдущих часов он не набегался так, что, когда останавливался, начинали ныть ноги и поясница; и еще – если бы не все эти полусветские дамочки и неряшливо курящие сигареты лахудры-художницы, которые всегда ухитряются застрять на самом проходе, чтобы почесать языки.

Двигаясь переменными галсами, Сева добрался до окраины "Антик-шоу". Странное дело: в этом удаленном от главных событий месте царило непонятное оживление. Оно царило под вывеской "Тьма веков", где группа людей толклась вокруг чего-то невидимого Севе, словно индейское племя вокруг тотемного столба. Пока Чикильдеев приближался, двое участников отделились от общего роя и, когда они проходили мимо, Сева услышал, как один сказал: "Ну, учудил!", а другой отозвался: "Не говори! Старый шарлатан!" Сева узнал говоривших, это были антиквары из магазина "Лувр на Пречистенке".

Разнообразные тела преграждали доступ в тесный закут Петра Кирсановича Шалтая. Сам он, точнее – скромные кудельки, крутой лоб и осторожно сощуренные глаза – был виден в глубине не в последнюю очередь благодаря тому, что присутствующие в перерывах между шушуканьем наклоняли головы, рассматривая нечто. В образовавшийся на мгновение просвет Сева успел увидеть, что между Шалтаем и прочими собравшимися на высокой подставке лежит вроде бы книга, здоровенная такая книга… Некто в золотых очках Christian Dior и костюме от Trussardi негромко спросил, и Шалтай принялся растолковывать. Чикильдеев попытался настроить уши на разговор, но в этот момент сзади его позвали:

– -Господин Чилибеев!

– -Вообще-то мою фамилию можно по-разному пересоба…-сказал Сева, поворачиваясь, но все слова вдруг провалились куда-то в живот.

Перед ним снова была та самая Катя, жертва мелкой интриги по отшиванию Забиженского. Но теперь Чикильдеев увидел ее отчего-то совсем по-другому и пережил вторую встречу уже не так беспечно. Проще говоря, он внезапно несколько поглупел. Поглупев, исполнительный директор "Экспошарма" не нашел ничего более подходящего, чем сказать:

– -А я вас помню.

– -А я вас искала. Специально,-сообщила Катя, после чего в голове у Чикильдеева образовался полный аэродром и что-то случилось с органами органолептики, так что он некоторое время видел только лиловые губы и, хотя догадывался, что эти губы ему что-то говорят, ничего тем не менее не понимал. В конце концов он с трудом разобрал слова:

– -…не знаю теперь, что мне делать.

Неистребимый администратор, сидящий внутри у Чикильдеева, тут же привычно отозвался:

– -Не волнуйтесь, сейчас всё уладим.

– -Правда?-спросила девушка и посмотрела на Севу снизу вверх с такой трогательной радостью, что сердце у того заходило ходуном: трень-брень.