Оракул - Арина Веста Страница 8

— Что это? — прошептал Рузель, сжимая в ладонях ледяной шар, но он не плавился и не впитывал его телесное тепло, он оставался тем, что он есть.

— Это Камень Прави, — прошептала девочка.

— Зачем ты положила его в ручей?

— Чтобы вода стала живой.

— Кто ты, дитя? Кто была твоя мать? — забыв про свои седины, профессор встал на колени перед хрупким ребенком, ведающим больше, чем все мудрецы мира.

— Мы — Берегини от Века Троянова… — тихо ответила девочка, словно пропела начало песни.

— Вот как, вот как? — бормотал Рузель, дрожащими пальцами заворачивая кристалл в платок.

Держась за руки, они медленно спустились с холма. Камень Прави был надежно укрыт под шляпой профессора. С ледяным компрессом на лбу ему было легче принять единственно возможное решение.

— Вот что, Василиса, ты поедешь в Германию, в старинный замок на берегу реки Эльбы. Там живет старик-садовник, он мой друг и учитель. Ты станешь простой немецкой девочкой, может быть, даже счастливой девочкой. Все твои деревья и камни поедут с тобой, это будет лучшим решением! Я верю, ты быстро выучишь немецкий язык. На этом языке твое имя будет звучать как Эльза, нет лучше Элиза! Главное, не произноси ни слова, пока не очутишься в замке. Ты все запомнила?

Девочка молча кивнула.

Вечером радист дивизии передал закодированное сообщение профессора Рузеля. Он телеграфировал Хильшеру в «Аненербе» о том, что обнаружил сад с редкими породами деревьев и что-то вроде природного кварцевого генератора, ни словом не обмолвившись о девочке и ледяном кристалле. На следующий день на станцию Радогощ были доставлены два бронзовых ящика с кодовыми замками на крышках. На картонной бирке Рузель написал адрес, по которому следовало отвезти ящики и глухонемого ребенка.

Разноцветные прозрачные камни, найденные на холме, были аккуратно уложены в деревянные футляры, похожие на ящики от патронов, и запакованы в бронзовые саркофаги. Деревья священной рощи выкопаны и пересажены в широкие кадки. Дудочка и кристалл оказались в титановом футляре повышенной прочности. Все это надлежало доставить в замок Альтайн под Магдебургом.

Теперь Рузелю предстояло закодировать цифровые замки на ящиках. Каждый замок состоял из четырех роторов, которые приводили в действие хитроумный механизм кодирующего устройства, находящегося внутри ящика. Секрет его состоял в том, что на одну и ту же входную кодовую комбинацию кодирующее устройство реагировало по-разному. Профессор уверенно набрал четырехзначный алфавитно-цифровой код, потом небрежно «перебросил» шифр, превратив его в настоящую абракадабру. Теперь вскрыть этот замок мог только человек, посвященный в тайны гематрии, астрологии и древних алфавитов. Неизвестные философы называли этот шифр из четырех символов посланием братьям по разуму. Рассеянные по всему свету, они понимали друг друга через этот утонченный язык соотношений, символов, знаков и эмблем.

Подписывая почтовую декларацию, доктор Рузель в графе особые отметки вывел число «33». Этим шифром братья по разуму помечали свои тайные послания. Рядом профессор поставил две латинские литеры «С». Но на этот раз они означали вовсе не СС, Отряд Защиты, а «Санта Спиритус», Святой Дух, но профаны в штабной пересылке никогда не поймут этой игры в ледяные осколки смысла. О криптологических увлечениях Рузеля было известно спецам-шифровальщикам из Аненербе. По их просьбе главный специалист по чудесному составил для штаба ВМС Вермахта особый код. Этот ключ являлся абсолютно неприступным. Разработчики военных «Энигм», шифровальных машинок, скопировали эту систему. Позднее на его основе была составлена «Гидра» — секретная система кодирования радиосообщений на субмаринах адмирала Деница. Тонкая насмешка Рузеля над профанами из штаба ВМС таилась в том, что этот код был абсолютно ясен для братьев по разуму и хорошо известен еще со времен египетских пирамид. Тем не менее он был награжден почетным рыцарским крестом за особые заслуги перед Вермахтом, о которых вспоминал с легкой усмешкой.

В тот вечер он все делал основательно и точно, надеясь на блестящее будущее своих находок. Но волею случая единственному в Германии специалисту по чудесному не дано было узнать их дальнейшую судьбу: на следующий день, не проехав и десяти километров, сиреневый генеральский «опель» подорвался на мине. Рузель выпал из подбитой машины. Он успел разглядеть склонившиеся над ним небритые лица, сизый штык, нацеленный в сердце, и даже перевести жестокое напутствие чумазого окруженца: — Собаке — собачья смерть!