Экипаж. Команда - Андрей Константинов Страница 8

Утром после смены Михалева, как обычно, застала Пашу на кухне и, хитро прищурившись, потащила к себе в комнату. В «бумажную конуру», как про себя называл ее Козырев, поскольку процентов на девяносто жилище одинокого кандидата исторических наук состояло из книг, газет, скоросшивателей, бумаг и прочей, в его понимании, макулатуры.

– Паша, у меня такое есть! Зырь! – и Людмила Васильевна пододвинула к нему папку с бумагами.

Козырев осторожно ее раскрыл. (Однажды, примерно в такой же ситуации, он отнесся к бумагам Михалевой в высшей степени непочтительно, что-то рассыпал и получил за это тяжеловесный подзатыльник. Так что теперь был умнее.) Это были пожелтевшие, погнутые со всех сторон листы с отпечатанным на машинке синими чернилами текстом, изобилующим дореволюционными «ятями». Документ назывался так: «ДНЕВНИК пребывания в Ташкенте сотрудника японской газеты „Осака-Майници“ – японца Кагеаки Оба». Вверху на первом листе черными чернилами от руки стояла резолюция: «К докладу от 17 сентября 1910 г. Развед. Отд.»

– Паша, что ты держишь в своих непутевых руках?

– Разведка какая-то…

– Мама, роди меня обратно! Паша, это же сводки наблюдения Разведывательного отделения при Охранном ташкентском отделении! Понял?!

– Ну…

– Паша, это сводки наружного наблюдения, составленные в 1910 году! Теперь ты понимаешь, почему вас называют разведкой?… Нет, Паша, умоляю – молчи! Потому что раньше – до революции аналогичные ОПУ назывались Разведывательным отделением.

Перед Людмилой Васильевной Козырев всегда пасовал. Удивительное дело, но она куда лучше него знала, как структурно устроены и МВД, и ФСБ. А какими фамилиями при этом сыпала!.. Нередко домой к Михалевой приходили то работники каких-то неведомых архивов, то недобитые сотрудники НКВД, то офицеры СВР [16](непонятно, действующие или нет). На фоне всего этого «великолепия», Козырев, конечно же, был пацаном. Даже со своим «НН».

– Читай! – приказала директор музея, а сама начала готовить ему нехитрый завтрак.

«…С вокзала Кагеаки Оба отправился на извозчике № 302 в гостиницу „Новая Франция“. Следом за ним ехали на другом извозчике штабс-капитан Козырев и поручик Машковцев. В 1 ч 35 м г. Оба поехал в книжный магазин „Знание“. Здесь он купил путеводитель по Туркестану и „открытыя письма“ с видами Туркестанского края».

– Блеск?! – прервала Михалева его, поставив на угол стола яичницу и сгребая в сторону газеты и записи.

– Как в кино. Они, наверно, в котелках были, – с искренним интересом предположил Козырев.

– Сам ты котелок! Читай! – и Людмила Васильевна слегка нажала ему ладонью на затылок, пригнув голову к документу.

«…В 1 ч 55 м г. Оба поехал к себе в номер гостиницы, отпустил извозчика и велел подать обед. После обеда лег отдыхать. От 4-х до 9,5 просматривал купленные книги и открытки. В этот же промежуток времени позвал к себе прислугу – коридорного гостиницы и начал расспрашивать его как здесь обстоит дело насчет „девочек“ – нет ли японок. Коридорный ответил, что не слыхал, чтобы в Ташкенте были японские женщины, но обещался сейчас же навести об этом справки. Услужливый коридорный отправился в соседний номер к проживающей там Мешовой и в разговоре высказал ей, что „японец“, по-видимому богатый, – ищет себе „девочку“».

– Класс?! – обратилась вновь Людмила Михайловна к Козыреву.

– Класс! – не соврал Паша.

Павел вдруг представил себе, как штабс-капитан Козырев подслушивает в коридоре гостиницы. Представил очень ясно и четко, как будто это был он сам. Но еще больше его поразил стиль изложения сводки – абсолютно человеческий, не канцелярский. Он тут же вспомнил ругань Гурьева по поводу того, что его, Козырева, сводки читать не интересно. Есть почему-то резко расхотелось, и Паша продолжил читать. И то сказать, настоящий аппетит к жизни приходит без еды.

«…В результате, когда около 6,5 часов вечера г. Оба отправился в уборную, то на обратном пути его встретила Мешова, которая и завела с ним разговор. От 9 до 2 час ночи г. Оба оставался у Мешовой, причем огонь в ея комнате был потушен. В 2 ч 5 м ночи в гостиницу неожиданно приехал сожитель Мешовой – помощник пристава С. Последний был в пальто и при револьвере. Подойдя к двери Мешовой, стал стучать в нее, но ответа на свой стук не получил. Стучал С. с маленькими перерывами 17 минут. После этого изнутри комнаты послышался оклик: „Господи Боже мой, да кто же это“».

Паша заржал. Потом успокоился. Потом снова заржал, понимая, как штабс-капитан Козырев столетие назад давил в себе такие же чувства.

– Наконец дошло! – улыбнулась Людмила Васильевна.

«Помощник пристава С. ответил: „Я!“ Тогда голос проговорил: „Сейчас отворю“. И все смолкло. Прошло 12 минут молчания. С. снова начал стучать. Снова послышался оклик: „Да кто же это?“ – „Я“ ответил С.»

– Менты все-таки тупорылые! – вновь засмеялся Паша.

– Сам-то! – потрепала его по волосам Людмила Васильевна.

«Наконец замок щелкнул и дверь отворилась. С. вошел в комнату, зажег свет и начал делать обыск. Не найдя ничего он, по-видимому, успокоился».

– Офигеть! Они указывают в сводке даже «по-видимому»! – ахнул из-за этой уточняющей информации Павел.

– Учись, брат, у своего предка! – довольно цокнула языком Людмила Васильевна.

«Отсутствие сцены ревности дало уверенность, что японец был выпущен в сад (на двор) через окно. Как только поручик Машковцев заглянул со свечкой на террасу – с земли двора поднялся с корточек японец (перед этим шел сильный дождь), весь в грязи, и начал махать руками, чтобы обратить на себя внимание. Машковцев сделал вид, что ничего не заметил и после попросил коридорного помочь какому-то человеку. Вскоре японца вытянули на террасу. От 3,5 до 7,5 японец приводил себя в порядок и спал. В 8 часов утра 16 сентября японец выехал на вокзал, не напившись в гостинице даже чаю из боязни встретиться с С, который должен был, по мнению японца, убить его, что стало известно штабс-капитану Козыреву из разведопроса коридорного».

– Вопросов нет! – оторвался от чтения Паша.

– Лейтенант Козырев, тень прошлого штабс-капитана Козырева легла на вас! Это обязывает знать историю своей службы. Я доступно изъясняюсь? – улыбалась историк.

– Людмила Васильевна, вопросов нет! – Козырев настолько почувствовал текст, что ему показалось, что он ощущает даже запах в коридоре, в котором разыгрались эти шпионские и слегка водевильные страсти.

– Поручик, чайку? – спросила Людмила Васильевна.

– Не откажусь.

– Сейчас налью. Вот только сначала послушай. Дай-ка я тебе еще немного почитаю, с правильными комментариями.

Михалева начала читать:

– «Мероприятия Разведывательного отделения»… Так… Ага, вот! «Внутри гостиницы в номере № 10 находились два, переодетых в штатские костюмы, офицера Разведывательного отделения с соответствующими паспортами на нужных лиц». Скажу я тебе, Пашутка, как старый контрразведчик контрразведчику – паспорта на нужных лиц – это по вашему документы прикрытия, а возможность находиться в номере № 10 – это оперативные расходы. Подслушивали они, очевидно, через открытые окна и через кружку, приложив ее к стенке. Кстати, этот метод исчез совсем недавно. Так, теперь: «К японцу вошла Мешова с очевидной целью условиться об оплате. Благодаря своей привлекательной наружности она произвела на японца соответствующее впечатление. Если заподозрить ее в сообщничестве с японцем, то в номер к нему она, очевидно, пришла для переговоров». Чуешь, как работали? «Если заподозрить!» – версию не отметали, даже в отношении девки! Теперь внимание!: «Разговор японца с коридорным о японках дал повод заподозрить, что в Ташкенте может быть проживают японки. По наведении точных справок в полицейских участках оказалось, что в районе 2-го участка проживает японская женщина, попавшая в Ташкент после русско-японской войны в качестве сожительницы запасного солдата. Наблюдение негласное за ними установлено незамедлительно». Вот так-то! Аж дрожь берет! В Ташкенте в 1910 году коридорный полслова сказал – наблюдение незамедлительно!