Частная коллекция ошибок - Светлана Гончаренко Страница 8

Много лет Александр Степанович ел минтая в столовых по четвергам – рыбным дням. Это была тощая, узкая, жесткомясая рыба. Ее унылый хвост всегда подсыхал на сковороде так, что загибался кольцом. Если зажарить в кляре свернутую трубочкой бумажку, она имела бы тот же вкус и запах, то есть не имела бы ни того ни другого. Однако, покинув столовую, едок минтая внезапно начинал ощущать неистребимый рыбный дух и понимал, что сам источает его. Рыбой пахли волосы, плечи, рыбой пахли даже руки, вымытые после еды дегтярным мылом, самым зловонным из всех. Минтай был суров, неотвязен, могуч, неистребим. Таков же был и следственный дар Вероники Юршевой.

– Давайте еще раз уточним список похищенного, – обратилась Вероника к Ольге.

Они сидели на жестком диване в картинной галерее дома Галашина. Разбитое стекло еще не заменили. Дыру в нем заслонили картоном, и из окна безбожно тянуло едким осенним холодком. Ни о каком температурном режиме, подходящем для живописи маслом, говорить не приходилось. Со стены галереи слепыми глазницами глядели две пустые рамы. Из них неизвестный вор вырезал картины.

Вся прочая живопись уцелела. Ольга с отвращением косилась на «Утро в Гурзуфе», у которого в Бельгии имелся двойник. Почему-то «Утро» не прельстило воров. Интересно, по какому принципу они выбирали, что красть?

– Вы утверждаете, что похищенная картина «Дама с гитарой» представляет большую ценность, – начала Вероника. – Сколько примерно дадут за нее скупщики краденого?

– Не знаю, – ответила Ольга. – Я никогда не имела дел со скупщиками. Однако Коровин похожего качества приобретен в мае на «Сотби» за триста пятьдесят тысяч.

– Рублей?

– Если бы! Фунтов стерлингов.

Ольга выглядела спокойной. Она неплохо умела владеть собой, как и всякая женщина в ее годы. Она была очень компетентна. Она часто выступала на научных конференциях, а уж экскурсий в своей жизни провела столько, что гладкие сложносочиненные фразы одна за другой легко, без запинки слетали с ее румяных губ. Так бывал о даже тогда, когда ее мозги были заняты абсолютно посторонними вещами, вроде неоплаченных счетов за телефон или забытого в трамвае зонтика.

Вот и сейчас она просвещала следовательницу с тем же ровным усердием. Однако душа ее металась – то уходила в пятки, то рвалась прочь из груди вместе с прохладным ветерком, который задувал из разбитого окна. События прошлой ночи в галерее Галашина были странны, непонятны, неслучайны. Ольге казалось, что они имеют прямое отношение к ее грехам и к мукам ее совести.

Вероника вгляделась в фотографию «Дамы с гитарой».

– Надо же! – покачала она своей прилизанной головой. – Никогда бы не подумала, что такое может стоить кучу денег. Дама какая-то горбатая, а ноги у нее размера сорок пятого – сорок шестого.

– Ноги как ноги, просто у Коровина широкая манера письма…

Вероника продолжала удивляться:

– А этот Каменев Л.Л., «Старая мельница»? Коричневая, неприглядная. Что, тоже дорогая вещь?

– Несомненно. Живопись подобного рода в основном приобретают коллекционеры из России. Ажиотаж из-за авангарда теперь снизился, зато передвижники в ходу. Средств наши олигархи не жалеют, вот антиквары и вздувают цену.

Вероника скорбно вздохнула и указала шариковой ручкой на противоположную стену:

– А здесь, где гвоздики торчат, висели, значит, картины этого… Похитонова [9] , правильно? Никогда не слышала про такого художника. Странно, что воры забрали картины вместе с рамами. Рамы были какие-то особенные?

– Нет, хотя довольно старые. А вот картины Похитонова необычные – маленькие очень. Он писал их на дощечках, пользуясь лупой. Отдирать такую мелочь от рамы хлопотно, проще взять все вместе. Вот и взяли. В коллекции было всего два Похитонова – «Роща» и «Снег в Нормандии». Обе вещи украдены.

Наконец и Вероника одобрила живопись:

– Да, красивые штучки. Особенно вот эта зимняя, с лошадкой. Хотя ноги у лошади слишком толстые, вам не кажется? Как у слона.

– Это першерон, особая порода – тяжеловоз.

– Вы серьезно? Вообще-то в живописи я ничего не понимаю, первый раз работаю по такому делу. Знаете, у нас в Нетске картины раньше никогда не крали. Какому дураку они нужны? Даже эти? Зато два других похищенных предмета наводят на размышления. Например, статуйка эта, «Вера Фокина в роли египтянки», наверняка сделана из ценных материалов.

Ольга кивнула:

– Можно и так сказать. Это хрисоэлефантинная скульптура, то есть выполнена из бронзы и слоновой кости. Плюс серебро и эмаль, плюс постамент из яшмы. А главное, это Чипарус! [10] Он сейчас у коллекционеров в большой моде.

– Наверное, оттого и взяли – ведь штуковина увесистая, тащить тяжело. Не то что табакерка… Вот табакерка красивая, не спорю. К тому же в карман ее сунуть проще простого, и стоит немало. Это ведь из бриллиантов веночек, да?

– Из бриллиантов, – подтвердила Ольга. – Портрет государя Николая Александровича эмалевый – посмотрите, какие краски свежие.

Вероника согласилась: наверное, живьем даже в лучшие свои годы император не был настолько клубнично-розовощек и золотоволос, каким изобразили его на крышке табакерки. Вокруг овального портрета теснились одинаковые ясные камушки, образуя над головой государя изящный бантик. Сама табакерка значилась в каталоге серебряной, но была сапфировой синевы.

– Это эмаль по гильоширу, – пояснила Ольга. – Видите волнистый узор по всей поверхности металла? Это особая машинная гравировка, а прозрачная эмаль нанесена уже сверху. Техника называется гильоше.

Вероника проявила редкую сообразительность.

– У моей бабушки на будильнике «Смена» сзади был сделан похожий узор, только из кружочков, – вспомнила она. – И тоже хорошая была вещь, старого качества – сколько бабушка швыряла будильник о стенку, он не ломался и звонить не переставал. А правда, что это табакерка самого царя?

– Не думаю, что Николай Второй нюхал табак из табакерки с собственным портретом – это явно дурной тон. Не знаю даже, нюхал ли он табак вообще, – призналась Ольга. – В его времена это вышло из моды. Но табакерка происходит несомненно из императорского кабинета. Это наградная вещь, дорогая и памятная, работы фирмы Фаберже. Таких табакерок сейчас в мире известно всего пять – их партиями заказывали, чтобы вручать отличившимся при случае.

– Жалко, что стащили табакерку. Красивая! И продать такую вещь ничего не стоит. Вот, думаю, «Египтянку» пристроить будет труднее, а уж через границу везти… Как вы думаете, почему взяли именно эти вещи? Тут ведь и другого полно.

Ольга зябко завернулась в шаль, пожала плечами:

– Знаете, я тоже все время задаю себе этот вопрос. С одной стороны, чувствуется своеобразный вкус: вещи взяты нерядовые, востребованные на антикварном рынке. С другой стороны, почему выбраны именно эти? Рядом другие не хуже. Коровин популярен, но с тем же успехом можно сбыть вон того Котарбинского [11] или Киселева [12] . А их не тронули!