Бракованное чудо - Екатерина Широкова Страница 8

Тот бормочет, глядя за мою спину, а у меня руки связаны, не могу повернуться:

– Смотри, она же совсем маленькая… Ты уверена?… Но как ты можешь быть уверена?… Да, подпалил, но это же просто ребятёнок человеческий… Хнычет. Она не превращается! Если сейчас не превратится, я её отпущу, слышишь?… Нет. Говорю же, нет, не буду. Чёрт! Ты это видишь? Чёрт, чёрт… Сейчас я её…

Сбоку мелькает тень, рыжая молния – незнакомая маленькая женщина хватает дядю за плечи и тот падает, как подкошенный, хотя выглядит рядом с ней горой. Не сопротивляется, подбородок безвольно опущен. Вскоре появляется и другой человек, подтянутый, в форме – милиционер. Он отвязывает меня и берёт на руки, гладит по волосам и шепчет – не бойся, теперь всё будет хорошо.

– Ты что, сдурел? Что творишь, обмылок? Она никому не причинила вреда, мухи не обидела. Так ведь?

– Да, – рыжая в ярости сдавливает кости и тот хрипит.

– Вы же знаете легенду? – пойманный дядя говорит глухо и тяжело дышит, но ясно, что жалеет об одном – не успел. – Мы должны вместе покарать ведьму. Древний договор между нами и оборотнями в том, что мы служим вам, чтобы вы помогли поймать её для нас, а справиться с ней мы и сами сумеем.

– С тех пор не одна сотня лет прошла, тебя, башковитого психа, это не смущает? Сказочник хренов. Какая ведьма, это же просто маленький ребёнок. Давно уже никто не знает, о какой конкретно ведьме речь. Может, её уже тыщу лет, как на костре развоплотили. Вон, в Европе что творилось, небось и нашу туда же. А ты давай детишек теперь хватать, совсем с катушек слетел?

– Нет. Вы слепцы, если не видите, а я видел! Говорю вам, это та самая. Я тоже сначала не верил, но она научила, как увидеть суть.

– Кто научил? – глаза рыжей сузились.

– Целительница. Невеста моя. Варвара.

Рыжая смотрит на меня с сочувствием.

– Что, вспомнила? Ты была очень смелым ребёнком. Даже не пикнула, так хладнокровно ждала, когда тебя вернут приёмным родителям. А они так и не поняли, что произошло, и в итоге решили, что ты спряталась и, наверное, уснула в парке. Милиция была поставлена на уши, начали прочёсывать местность, так что организовать счастливую находку труда не составило. Бьюсь об заклад, они долго ещё не решались отпускать тебя одну дальше, чем на пару метров.

Всего этого я не помнила.

– А почему вы не поймали тогда Варвару? Раз она была его невестой? Очевидная соучастница же.

– Ну, во-первых, за женщиной, меняющей внешность, как перчатки, не очень-то побегаешь, но главная проблема в другом. Невесты у Кузнецова не обнаружилось, ни одна живая душа не смогла вспомнить, что видела его хоть с кем-то. Он был довольно замкнутый человек, а в его квартире ничего любопытного не обнаружили, кроме кучи обалденных акварельных портретов Кощеи. Их, кстати, забрал Серых, тот ещё фанат живописи. Аж трясся над рисунками. Он потом и детдом нашёл, и детишек всех этих… – Прасковья бросила короткий взгляд на жадно слушающую Алёнку, и та сердито сверкнула глазами, мол, врёте вы всё, наверняка врёте.

– А вы что, не знали про детдом? У вас под носом такое творилось, а вы не замечали?

– Знали, да не все из нас. Оборотни стараются жить нормальной человеческой жизнью, ходить на работу, рожать детей. Не выделяться. Если не сталкиваться лоб в лоб, то можно оставаться в неведении сколько угодно долго. Всех всё устраивало, пока Варвара не объявилась сама. Нагло так. Откровенно. Не прячась. Научила обитателей детдома использовать оборотней себе на потеху, приторговывать выловленными беднягами, а если совсем уж пропащий, то и нам можно отдать, как подачку, заберите, мол, не пригодилось. Чтобы мы расправились с бракованным товаром, а они рук не замарали, – лицо Прасковьи исказилось от негодования.

– А вас ничего не смущает? – перебивает Алёнка. – Ваши же оборотни так поступали с нами всю дорогу, вон даже с ней, – кивок в мою сторону, – и нормалёк было? Ничего не ёкало? Да вы лицемерная…

– Ты права, но сейчас другое происходит, – Прасковья ни капли не растерялась, – самые обычные, даже скучнейшие оборотни вдруг начинают превращаться в монстров. Не могло столько их быть, понимаешь? Не было никогда. А сейчас столько зверья просыпается ни с того ни с сего, что людям на улицу выходить опасно. И чья в том вина? Варвара пьёт из города соки под видом глубокого очищения, но она же и есть токсичный элемент. Ты умная девочка, вот скажи, хочешь ты наглотаться чудовищных навыков и бегать по Москве, как какой-нибудь хищник? Зачем тебе это? Сами оборотни такого стыдились бы.

– Да просто по приколу, – Алёнка кладёт ногу на ногу, – чего вы так о людях печётесь? Надо о своей стае переживать, а на весь город у меня переживалка не отросла пока. И потом, обычно без жертв же обходится, так, лёгкий испуг и привет. Свободен до следующего раза. А чтобы оборотней жалеть, так это я вообще пас. Извините, конечно, если вам реально обидно, но я не нанималась заботиться о вашем племени. Нарушу – ловите, а пока какие претензии? Сами же сказали, что я не виновата. Чего пристали тогда?

Царёв открыл было рот, чтобы одёрнуть глупую девчонку, но Прасковья медленно и смачно хлопает в ладоши.

– Вам ещё нужны доводы, чтобы разобраться с Варварой, а, Царёв? Вы отец или как? Профукаете жену и дочь и даже не заметите. Очнитесь уже, папаша.

Царёв не ответил, но до боли сжал кулаки.

– Эй, вы чего задумали? – Алёнка выпрямляется. – Варвара Петровна нормальная, не надо гнать. На себя бы посмотрели.

Царёв резко вскидывает подбородок, отчего становится видно, как он весь дрожит от гнева.

– Я запрещаю тебе ездить в детдом, поняла? И не вздумай врать, всё равно узнаю.

Алёнка пулей вылетает из комнаты, с размаху жахнув дверью.

Я поняла – ему кажется, что если перестать «дружить семьями» с нечистью, то можно вернуться к относительно нормальному образу жизни, то есть человеческому, получается. Возможно, неудобством окажется подспудное стремление людей держаться от нас подальше, но в целом перспективы почти терпимые.

В конце концов, моя собственная мамуля выбрала притворяться, что нет и не было никакой дочери, и последовательно придерживается этой линии уже несколько лет, ограничиваясь прохладными ответами на редкие звонки по праздникам. Отец ещё хлеще – просто передаёт через мать скупые приветы.

А что падчерица нахваталась дурных идей, так хорошенько запереть и пускай сидит, уроки учит, а для души – строчит в телефоне жалобы друзьям на абсолютно невыносимое существование и в край озверевших родителей.

Дело хозяйское, он же у нас отец, а что я? Ненавистная мачеха, то есть бесправная личность с приличным таким багажом обязанностей – как бы не надорваться.

В одном он прав – раз вокруг полно желающих сдвинуть его с печи и потащить багром на подвиги, то и бездействие может стать эффективным оружием, вот только у меня уже руки чешутся распотрошить курятник.