Запасной козырь - Олег Рой Страница 8

— А Боря как же? — удивилась Екатерина Борисовна. — Разве вы не вместе?

— Я… я не знаю… — Алена растерялась. Действительно, повторяя «уеду, уеду», она ни разу еще не задумывалась — как, куда? Как будто сглазить боялась, что ли? Но и вправду — куда? На деревню к дедушке, как чеховский Ванька Жуков? Только ведь нет у нее ни дедушки, ни деревни.

Наташка влетела в комнату, на ходу тыкая пальцем в телефонные кнопки, протянула аппарат матери:

— На. Там написано, что это главный администратор. Давай…

— Алло? Добрый вечер! — дружелюбным, но все-таки чуть официальным тоном поздоровалась Екатерина Борисовна, когда ей ответили. — Это из министерства вас беспокоят. Нет-нет, ничего, по личному делу. У вас там занимается мой племянник, Козырев Борис. Ах, знаете такого? Вот и замечательно. Нет-нет, не нужно его отрывать от тренировки. Просто, когда он освободится, скажите ему, что звонила Екатерина Борисовна. Да, так. И передайте, что его ждут у Костиных. И Алена здесь же. Записали? Благодарю вас, вы очень любезны. Нет, перезванивать не обязательно, просто пусть после тренировки едет к нам. Да, он знает, куда. До свидания! — отключившись, она подмигнула девочкам. — Вот и все проблемы. И никакой надобности нестись куда-то сломя голову.

— Девчонки! — донесся с кухни голос Антона Дмитриевича. — Вы там до утра шушукаться собираетесь? Борщ разогрелся. И вообще есть очень хочется…

— Боже, какая я голодная! — Екатерина Борисовна картинно всплеснула руками. — Алена, Ната! Мухой в ванную мыть руки. Одна нога там, другая на кухне. Кстати, доча, — она сунула ей телефон и показала глазами на Алену, — надеюсь, жизненные сложности не из-за того, что Алена, насколько я поняла, потеряла свой мобильник?

— Если бы только мобильник! — Наташа аж сморщилась от возмущения. — Главное-то — платье выпускное… фьюить! — она присвистнула.

Алена посмотрела на подругу с упреком и снова непроизвольно дернулась к входной двери. Но Екатерина Борисовна ситуацию контролировала четко, так что девушка угодила прямо в ее распахнутые объятья, успев еще не то ужаснуться, не то восхититься: надо же, она ведь нас насквозь видит, вот как, скажите, она про мобильник догадалась? Про платье-то Наташка проболталась сгоряча. А про телефон? По отсутствию выпуклости на кармане? Не Екатерина Борисовна, а Шерлок Холмс какой-то!

— Тише, Алена! — ласково сказала она, когда девушка попыталась вырваться. — Тише, девочка! Посуду будем бить в следующей серии. Если не передумаем. Значит, мобильник и платье… Вся трагедия из-за такой, уж поверьте мне, чепухи? Господи, а я-то напугалась! Думала, что-нибудь по-настоящему ужасное стряслось. Ну… например, Мартышкин с балкона свалился. Нет, я вижу, он на месте, но вот это действительно была бы беда. А платье и телефон… — не разжимая объятий, Екатерина Борисовна повлекла девушку вглубь квартиры, бросив сконфуженной дочери: — Что замерла, болтушка? К отцу на кухню — живо! По его стонам я слышу, что он затеял салат с кальмарами, так что требуется сторонний контроль. Представляете, девочки, мне приходится ревновать мужа к кальмарам! Я, должно быть, одна такая на весь мир.

— Мы тебя, мамуль, занесем в Книгу рекордов Гиннесса! — засмеялась Наташа.

— Занеси лучше белье в прачечную! — парировала Екатерина Борисовна. — Видали мы таких несунов. Точнее, несушек. Гиннесс, Гиннесс! Курица-несушка ты!

На этот раз засмеялась не только Наташа, но следом за ней и Алена.

Екатерина Борисовна привела ее на кухню, когда салат с кальмарами был уже благополучно нарезан и заправлен, а борщ разогрет уже во второй раз.

— Вот так, ребятки! Всем падать в обморок! — она вытолкнула перед собой чуть упирающуюся Алену в серебристо-бронзовом вечернем платье с высоким разрезом спереди. — Мне самой оно всегда казалось слишком вызывающим, а тут в самый раз. С Алениным цветом волос и глаз…

— Йес-с! — завопила Наташа.

— В десятку, — подтвердил Антон Дмитриевич.

— Мр-ряу, — проворчал Мартышкин, уже успевший под шумок стянуть со стола колбасный ломоть.

— Что бы вы ни говорили, а я достаю шампанское, — решительно заявил отец семейства, ныряя в недра холодильника. — Какие красотки вокруг меня! Оранжерея! — завершил он свою реплику уже с темной бутылкой в руке.

— Ната, доставай бокалы и фартук, — скомандовала Екатерина Борисовна.

— Зачем фартук-то? — удивилась дочь.

— Ну не переодеваться же Алене сразу, пусть посидит, привыкнет. Новый костюм требуется, как бы это сказать, обносить немного. Но мы же за столом, всякое может случиться. Поэтому фартук, — повернувшись к дочери, Екатерина Борисовна назидательно подняла палец. — Да, и не гляди такими завидущими глазами, ты в это платье все равно не поместилась бы. Да, кстати, и выпускное твое, насколько я помню, впритык планировалось, да? — обняв дочь, она ласково взъерошила ее пушистые волосы. — Какая отсюда мораль?

— Какая еще мораль? — Наташа притворно надулась.

— С утра ни грамма мучного или сладкого и — на турник, на турник, — засмеялась мать.

— Да ну тебя, мам! Можно подумать, я у тебя слон. Ну, поправилась чуть-чуть, пока экзамены шли, потому что шоколадом мозгу помогала. А сейчас почти что норма уже. Вон даже платье немножко ушивать пришлось.

— Да шучу, шучу, — Екатерина Борисовна, потянувшись, чмокнула дочь в макушку.

Шампанское охладилось недостаточно, и пробку Антон Дмитриевич не удержал. С глухим «бум» она отрикошетила от потолка и улетела в прихожую. Мартышкин кинулся за ней с таким энтузиазмом, что, не вписавшись в поворот, покатился кувырком.

— Это не кот, а пикирующий бомбардировщик какой-то! — Екатерина Борисовна перевела дыхание. — До инфаркта когда-нибудь меня доведет своими полетами. Сердце обрывается, как представлю, что он расшибется.

— За здоровье кота будет второй тост, — Антон Дмитриевич наполнил бокалы. — А первый, как это у нас, лихих гусар положено, за прекрасных дам. Ох, девочки, такие вы у меня все красивые — прямо голова, на вас глядючи, кружится!

Алена опустила глаза, но вместо игры пузырьков в золотистой глубине бокала увидела вдруг переполненные окурками ржавые консервные банки на застилающей стол засаленной газете. Сдвинутый в угол старенький, еще советский транзистор бормочет что-то невнятное, отец тычет непослушными пальцами в колесико настройки, поднимает глаза… остановившиеся, точно стеклянные. Пытается улыбнуться, но непослушные губы изображают только жутковатую кривую гримасу, в углу рта надувается пузырь, растет, расползается медленной, тягучей, отвратительной струйкой… Почему?! Почему «они» совсем другие? Да люди ли «они»? За что ей это?!

Прикрыв глаза, она поднесла к губам бокал. Свежий сладковатый аромат как будто смыл подступающий морок — страшное видение поблекло, отступило, растаяло…