Дорога - Александра Маринина Страница 77

Головин ничего не ответил, он сидел, упершись взглядом втелевизор, по которому показывали какой-то старый телеспектакль. Родиславчувствовал, что его слова бесследно исчезают в этом глухом молчании, как вболоте. Он решил больше не настаивать. Пока.

В следующий раз он вернулся к этому разговору через двенедели, когда приехал из очередной командировки. Николай Дмитриевич, какобычно, стал расспрашивать о том, что делается на местах, или, как принято былоговорить в милицейской среде, «на земле». Родислав подробно и охотно отвечал навопросы тестя. Особенно Головина интересовало, как приживаются на местах новыеруководители – так называемый партийно-комсомольский набор. С этим делообстояло из рук вон плохо, партийные и комсомольские работники не понимали вмилицейских делах ровным счетом ничего и даже не имели юридическогообразования, и из-за этого частенько доходило не только до скандалов, но и донелепых курьезов.

– Представьте себе, молодой опер, очень способный,любит свое дело, горит на работе, хочет многому научиться у старыхпрофессионалов, в общем, отличный парень. Таких всегда было немного, и хорошиеначальники за них обеими руками держались. Представили?

– Еще бы, – понимающе кивнул Головин. – Я самтаких мальчишек любил и всегда защищал по службе, берег. И что с ним?

– На территории разрабатывают операцию по задержаниюопасного преступника. Причем он действительно опасный, может быть вооружен, акроме того, имеет разряд по самбо и карате и страшно агрессивен, то есть братьего надо продуманно и большой группой. И вот наш опер, зовут его Мишей,совершенно случайно встречает этого бандита на опушке леса. Операция позадержанию запланирована на следующий день, потому что точно известно, где этотбандит будет находиться и где его удобнее всего конвертовать. Миша понимает,что ему, молодому, неопытному и не имеющему разряда по хоть какому-нибудьединоборству, с этим бандюком не справиться. Но при этом чисто инстинктивно онуже сделал шаг ему навстречу и посмотрел в лицо. В этой ситуации просто развернутьсяи уйти было нельзя, и Мишка придумал для себя легенду прикрытия – подошел ипопросил закурить. Как нормальный опер, он в этот же день доложил по команде отом, что произошло. И вот вызывает его начальник из этих, из новыхкомсомольских, и начинает орать: «Как ты посмел дать преступнику уйти? Тызамарал честь офицера, ты струсил, ты показал всему преступному миру, чтосоветский милиционер способен только на то, чтобы попросить у бандитасигаретку. Ты бы еще у него денег попросил! Трус! Предатель!» Другие операгрудью за Мишу встали, с пеной у рта доказывали, что он поступил абсолютнограмотно, не полез на рожон, потому что был при оружии, а этот преступникнаверняка его заломал бы и мало того, что оставил бы калекой, если не трупом,так еще и оружие забрал бы и тут же ушел из города, а так его на следующий деньспокойно взяли при проведении хорошо продуманной и подготовленной операции.Думаете, комсомолец-начальник понял, о чем ему толковали? Да ни в одном глазу!Он в наши милицейские тонкости вникать не намерен и учиться ничему несобирается. Вы даже в страшном сне не сможете увидеть, что он сотворил.

– Что же? – нетерпеливо спросил Головин, которыйпо мере рассказа Родислава все больше хмурился.

– А этот начальничек нашел формальные основания длянаказания за низкие отчетные показатели, Мишку понизил в звании, разжаловал излейтенантов в младшие лейтенанты и поставил во вневедомственную охранудежурным. И это парня, который родился, чтобы быть сыскарем, у него и душа коперативной работе лежит, и чутье есть, и мозги хорошие.

– Безобразие, – сердито произнес НиколайДмитриевич. – Как можно так разбрасываться кадрами?! При такой политикечерез пять лет преступления некому будет раскрывать.

– А вот вам еще примерчик, – продолжалРодислав. – Один шустрый начальник горотдела, тоже из новых, велел всемоперам составить и сдать на утверждение планы политико-воспитательной работы снегласным аппаратом. Можете себе такое представить?

Головин, что очевидно, представить себе этого не мог никак,потому что уставился на зятя ничего не понимающими глазами и потер ладонямиуши, проверяя, на месте ли они: очень уж невероятным звучало то, что онуслышал. Негласный аппарат сотрудников уголовного розыска почти поголовносостоит из бомжей, алкашей, проституток и многократно судимых личностей,проводить политико-воспитательную работу с которыми человеку в здравом уме дажев голову не придет. Видя реакцию тестя, Родислав от души расхохотался, ноНиколай Дмитриевич оставался серьезным и даже мрачным.

– Это что, шутка? – наконец спросил он.

– Да какая шутка, Николай Дмитриевич! Этот случай у насв справку попал, если не верите – позвоните своему другу Кравчуку, он вамподтвердит.

Генерал Кравчук был начальником Родислава и действительнодобрым знакомым Головина.

– Я вам больше скажу: еще один начальник, которыйживого агента в глаза не видел, только в книжках про шпионов о них читал,сказал, что хочет лично познакомиться с агентурой своих подчиненных, и велелвызвать всех и собрать в Ленинской комнате райотдела. Он, видите ли, был недоволеннизкой, на его взгляд, эффективностью работы негласных сотрудников, поэтомурешил лично с ними познакомиться и выступить с программным заявлением о том,как надо работать и повышать показатели.

Слухи об этом совершенно реальном случае разошлись по всеморганам внутренних дел и зачастую звучали как анекдот. Но, к сожалению, анекдотпечальный. Для каждого опера его агентура – это святое, в нее вложены пот икровь, огромные душевные силы по поддержанию доверительных отношений игигантский труд по защите своих людей от расшифровки. Даже помыслить невозможноо том, чтобы собрать свою агентуру не только вместе, но еще и в одном помещениис «источниками» других сотрудников. Это не просто верх непрофессионализма, этобред больного воображения.

– Я тебе не верю, – зло сказал Головин. –Этого не может быть. Ты рассказываешь мне недостойные и пошлые байки.

Вместо ответа Родислав достал из «дипломата» папку и показалтестю черновик итоговой справки о результатах инспекторской проверки. НиколайДмитриевич надел очки и долго вчитывался в выполненный торопливыммалоразборчивым почерком текст, морща лоб и беззвучно шевеля губами.

– Ну и почерк у тебя, Родька, – проворчалон. – Глаза сломаешь, разбираючи. Неужели все это правда?

– Истинная правда, Николай Дмитриевич.

– Что же получается, эти партийно-комсомольские деятеливсю работу на земле разваливают? Помнится, в мое время до семидесяти процентовтяжких преступлений раскрывали с помощью «источников», а теперь с такимруководством вся агентурная работа псу под хвост пойдет. При таких раскладахлюди-то от наших оперов побегут, сверкая пятками, доверия нет, безопасностинет, никто с нами сотрудничать не захочет. Как преступления-то раскрывать?

– Вот так и раскрывать, – пожал плечамиРодислав. – Как бог на душу положит.