Щит и меч Венеры - Ольга Степнова Страница 76

— А что, и расскажу! Мне скрывать нечего, правда, Олежек? — Она наклонилась к Чеберде и потерлась носом о его щеку. — Давай, я ей все расскажу, тогда у нее останется меньше времени на признание.

— Валяй, если охота байки травить. Только я тебе не помощник, Катюха! На хрена этой лохме знать то, чего не положено?

— Ты чего-то боишься? Сам говорил, что зло — это форма добра, и никто не знает, где границы того и другого. Разве мы сделали что-то такое, чего нужно стыдиться? Мне скрывать нечего, а с законом ты разберешься. Сам говорил, что нет ничего, что нельзя бы было купить.

— Ты быстрей давай, а то краса России потонет! Вишь, у нее уже копытца намокли!

— Слушай, секретарша, слушай мою историю! Предельно правдивая сказочка специально для утопающих. Ты когда-нибудь знала, что такое жить в бедности? В настоящей бедности, когда на завтрак, обед и ужин приходится жрать прошлогодний горох, когда вынуждена донашивать чужие обноски, которые сердобольные тетушки тащат в твой дом не столько из сострадания, сколько из желания казаться хорошими? Я прожила такой жизнью до пятнадцати лет. Меня растила мамаша, которая пила без просыху. Работать она нигде не могла, потому что из-за пьянок ее выгоняли даже с должности подъездных уборщиц. В общем, история стара как мир — мамаша-алкоголичка, пропивающая любую копейку и водящая в дом ужасных, вонючих, грязных мужиков-собутыльников. С девяти лет я спала с ножом под подушкой, чтобы никто из этих собутыльников не попытался меня изнасиловать. Я точно знала, что у меня хватит силенок прирезать пьяного в хлам мужика.

Когда мне исполнилось пятнадцать, мать заболела. Диагноз был обычный для всех алкоголиков — цирроз печени. Эта новость меня обрадовала: значит, мамаша не протянет и года. Я рассудила так: перекантуюсь пару годков в интернате и — вперед! В настоящую, прекрасную, взрослую жизнь, без мамашиных пьянок и ее бесконечных уродов-дружков. В наследство мне доставался маленький полуразрушенный домик на окраине города, не ахти что, конечно, но лучше чем ничего. Будет где пожить, прежде чем выскочу замуж. Так я рассуждала, когда узнала, чем заболела мамаша…

Когда она всерьез собралась отбросить коньки, я не особо печалилась. Раздуло ее перед смертью — жуть! Лежит синяя, страшная и хрипит:

— Катька, помираю я!

— Туда тебе и дорога, — говорю. — Пить надо было меньше.

А она вдруг:

— А почему ты у меня про своего отца никогда не спрашивала?

— Так чего спрашивать-то? Родила ты меня от пьяного, грязного проходимца, которых пачками к себе домой таскала — это и так ясно!

— Не-е-ет! — улыбнулась мамаша. — Любовь у меня была. Я тогда почти и не пила вовсе. Так, по праздникам чуток пропускала. А папаша твой — приличный человек был. Цирковой.

— Клоун, что ли? — засмеялась я.

— Точно. Только он из цирка ушел и извозом занимался. Вернее, официально-то он при местном зоопарке числился — в советские времена нельзя было самому бизнесом заниматься, — но работал сам на себя. Коня запрягал, да запоздалый люд ночью по домам развозил. Красота! Свежий воздух, цокот копыт… Я как-то от подруг возвращалась, а он подвез бесплатно. У меня на такси денег не было. Я тогда красотка была! По дороге познакомились, я его в дом пригласила, чаем угостила. Он мне фокусы показывал, да через стулья так смешно прыгал — с места, как заяц прям! Я хохотала до упаду. Понравились мы друг другу. Стал он в гости ко мне заезжать. Сначала так просто, поболтать, чай погонять, а потом… Женатый он оказался. На студентке какой-то. Про дочку все свою рассказывал, какое он ей имя чудное придумал — Милда! Ни у кого, говорил, такого имени нет. А я уже и сама беременная от него была, только все сказать не решалась. Думала, скажу — бросит. А я привязалась к нему, веселый он был, добрый, денег давал. А потом… Случилось там у них с женой что-то. Изменила она ему, что ли? А он с горя напился и ко мне пришел. Первый раз его пьяным видела, он еле лыко вязал. Ну, я еще ему налила, думаю, пусть мужик стресс снимет. Выпил он моей водки и вдруг начал по дому метаться, волосы на себе рвать.

— Я специально, — орет, — от жены с ребенком ушел! Смертник я! Не хочу их подставлять! Меня все равно убьют, так пусть никто не знает, что они ко мне отношение имеют! Только так им можно в живых остаться! Я нарочно жену приревновал и из дома ушел, чтобы жила без меня спокойно…

Я думала, с ним приступ белой горячки приключился. Плачет, бегает, головой обо все углы бьется, и все про какое-то несметное богатство несет, которое, якобы, он украл. Я хотела ему сказать, что у нас ребеночек общий будет, да тут передумала. А вдруг, и правда, думаю, опасный какой мужчина? Вдруг, правда его убьют и меня с ребеночком за компанию?

Никакая любовь не стоит такого.

Выгнала я его. Мне, если честно, к тому времени уже другой мужчина больше нравился. Я решила, скажу, что ребенок его и выйду за него замуж. Он проводником в поездах дальнего следования работал. И зарабатывал прилично, и дома редко бывал — идеальный муж! Но замуж я за него так и не вышла. И Гришка-клоун из моей жизни пропал. Потом ты родилась, как-то закрутилось все, завертелось… Выпивать я стала, от кавалеров и так отбоя не было, зачем замуж?.. И не вспоминала я про ряженого, папашу твоего. А тут помирать стала и думаю — у тебя ж сестра где-то есть! Даже если и не встретитесь никогда, ты должна знать об этом. Одна беда, фамилии этого Гришки я так и не узнала! А вдруг у него и впрямь богатства несусветные есть? Вдруг сестрица твоя одна ими воспользуется? Найди ты ее, имя-то ей папаша уж больно приметное дал! Вряд ли кто еще в этом городе дочку Милдой назвал.

Померла мамаша моя на следующий день. А меня в интернат не забрали, надо мной соседка сердобольная опекунство взяла. Конечно, никакую Милду я тогда искать не стала, глупая была, бесшабашная. Зачем она мне? В богатство папашино я, если честно, не верила, да и в папашу-клоуна — тоже. Решила, с мозгами у мамаши не очень было, вот и напридумывала она про любовника-циркача.

Через три года я вышла замуж за итальянского бизнесмена и укатила в Италию. Двенадцать лет как сыр в масле каталась, пока меня мой старый хрыч с любовником не застукал. Выпнул он меня в чем мать родила, без копейки денег. Так было прописано в брачном контракте — в случае моей измены мне ничего не достанется.

Я вернулась в Россию. А что мне было делать в этой Италии?! Это только принято восхищаться — Италия! Италия! На самом деле — отвратная страна, где много смуглых, жадных людишек… Я вернулась в Россию, а так как делать ничего не умела, пошла работать в интим-салон. Там я с Олежкой и познакомилась. И как-то ночью черт меня дернул ему рассказать про свою несчастную жизнь. И про мамашу-алкоголичку, и про сестрицу по имени Милда, и про папашу-клоуна, и про богатство его невиданное. Олежка так с кровати и подскочил.

— Так я, — говорит, — знаю, клоуна этого! Дом, в котором я помещение под банк арендую, находится на улице Патриотической, а там этот чудик в повозке людей возит! А Милда Якушева теперь известная певица, актриса театра музкомедии! Слушай, а вдруг мамаша не наврала, и у этого рыжего действительно что-то есть? Может, он специально придуривается, на лошади в гриме ездит? Его и в лицо-то толком никто не знает, отчего — спрашивается? Скрывается, гад! Не-ет, точно с этим клоуном что-то нечисто!