Даже ведьмы умеют плакать - Анна и Сергей Литвиновы Страница 75

– Думаешь, он к моим способностям отношения не имеет?

– Да где ему там! Он, наверное, всю жизнь искал такого человека, как ты. Чтоб запугать его, прибрать к рукам, а потом чужими дарами пользоваться. И простых людей обманывать, деньги зарабатывать!

В голосе бабулечки звучала такая убежденность, что я только для порядка возразила:

– Но ведь все действительно началось после моего визита к нему.

«Может, – подумала я, – у колдуна и вправду есть аппаратура, которая обостряет и раскрывает экстрасенсорные способности? Может, они там, в своей секретной комиссии, что-то изобрели?»

– Ни при чем тут твой колдун! – с жаром воскликнула бабушка. – И голову себе не забивай! Все не так было! Вот представь себе: если человек почти слепой и видит еле-еле – в какой момент он может вдруг прозреть? И видеть хоть что-нибудь? Ведь не в сумерках же. Не в потемках. Наоборот, на ярком-ярком свету! При вспышке молнии! Вот и ты стала видеть, когда вокруг тебя молнии засверкали!

Я подумала, что бабуля заговаривается, и переспросила:

– Какие такие молнии?

– Да молнии в душе твоей сверкали! В ней что-то происходило – яркое. Неуспокоенность, страсть! Молнии – это эмоции твои. Это любовь твоя. Сначала – к Красавчику, к Нику этому, а потом – к Евгению.

Я, наконец, поняла бабушкины аллегории и спросила:

– Значит, ты хочешь сказать, что, если бы я была холодной, как рыба, – никаких экстрасенсорных способностей у меня бы не появилось?

– Не появилось, – убежденно покачала головой бабушка. – Конечно же, нет.

Мне понравилось ее объяснение, и сейчас, ночью, когда я записываю его и снова обдумываю, оно нравится мне все больше.

– Значит, – спросила я (тогда, вечером), – когда во мне все перебурлит и перестанут искры вокруг меня сыпаться, все мои дары на нет сойдут?

– Наверное, – очень серьезно ответила бабулечка. – И дай тебе бог, Лизочка, чтобы все кончилось. Дай тебе бог.

Потом наш разговор принял другой оборот, и я рассказала бабушке про то, как на меня вчера напал в нашем подъезде мерзавец и как меня спас Женя. Бабулечка только ахала, а потом снова заплакала. Мне пришлось обнять ее за плечи и успокаивать и снова налить ей вина. А потом, когда она пришла в норму, мы с ней заговорили о самом сокровенном: о моем Жене. Я спросила, понравился ли он ей. И она ответила, что он лучше, чем кто-либо из моих прежних парней.

– Он великолепный, – сказала она. – Добрый, простой и умный. И очень любит тебя.

Для меня слова бабушки были как мед по сердцу. Я в самом деле всегда очень прислушивалась к ее мнению.

– Но ты же видела его всего пять минут! – воскликнула я, смеясь. – Как же ты успела его понять?

– Попрошу не забывать, – отвечала она лукаво, но в то же время с необыкновенным достоинством, – что я – сестра ведьмы. И – бабушка ведьмы. Поэтому иногда тоже обладаю способностью видеть людей насквозь.

– Бабулечка, – осторожно спросила я. – А как ты думаешь: то, что между нами… это навсегда?

И бабушка серьезно ответила:

– Все от вас зависит, Лизочка. От вас обоих. – И тут же меня успокоила, добавив: – Думаю, что все-таки навсегда. Если будете беречь свои чувства.

Затем я решила быть совсем уж откровенной и поведала бабушке чужую тайну. То, что беспокоило меня в жизни Жени больше всего: о тех странных вещах, что преследовали его в Москве: сайте «Кукушечка-два», письме о самоубийстве, написанном его собственным почерком…

– Как ты думаешь, бабушка: что это с ним было? И что все это значит?

Бабулечка ничего не ответила на мой вопрос, и тогда я переменила тему. Мы стали мечтать, как будем вместе жить в Вене: гулять по Рингу и Грабену, ходить в Оперу и кататься на фиакре. А потом, когда я уже решила, что мой вопрос о странных событиях в жизни Евгения забыт и остался без ответа, бабушка вдруг спросила:

– А когда с Женечкой все эти непонятности происходили?

Я сразу поняла, что она имеет в виду, и пожала плечами:

– Недавно. В апреле. Точного числа я не знаю.

– То есть примерно в те же самые дни, когда в тебе стали открываться необыкновенные способности, – резюмировала старушка, а потом хитро улыбнулась и проговорила: – А, может, это ты натворила?

Я была поражена до глубины души, чуть бокал из рук не выронила:

– Я??!

– Да, ты. Непроизвольно, конечно. Сама того не желая. И ничего об этом не подозревая.

– Но зачем мне это делать?! Даже нечаянно??!

– Твое внутренне «я», твое подсознание искало с ним встречи, – рассудительно сказала бабушка. – Но ты сама, твой разум не знали про него ничего. Не знали, кто твоя любовь, где она, твоя вторая половинка, как выглядит и что делает. И тогда твоя «ведьминская» натура стала подстраивать с ним встречу…

– Что ты такое говоришь… – пробормотала я.

– Сама посуди: если б у Евгения все было нормально здесь, в Москве, – он не сорвался и не уехал бы в Вену. И твоя подружка Серебрякова не дала бы тебе его фотографию. И ты заочно не влюбилась бы в него. И не узнала бы его на скамейке в Вене. Прошла бы мимо. И вы бы никогда не встретились.

– То есть ты хочешь сказать, что я вмешалась в его жизнь?

И сама себе его наколдовала?! – пораженная, переспросила я.

– Естественно, – пожала плечами старушка.

Но все равно: во время разговора я не поверила ее объяснению ни на гран. Однако сейчас, ночью, когда я стала обдумывать эту беседу и тысячи других вещей, происшедших со мной в последнее время, я начинаю понимать, что не так уж бабуля и не права. Со мной случилось столько необычайностей, что вполне можно поверить в еще одно чудо. В самом деле: разве я хотела понять разговор индусов в маршрутке? Или увидеть подноготную своего Красавчика? Нет, совсем не хотела. Оно получилось само. Помимо моей воли. Тогда почему не предположить, что мое второе, темное «я», устраивало с Женей дикие шуточки?

Но если так: берегись, Евгений! Только попробуй меня обидеть! Только посмей оскорбить! Превращу тебя в жабу, в соляной столб, в бронзовый памятник! Ты еще пожалеешь, что связался с ведьмой!..

Правда, вскоре мои мысли приобрели другое направление: неужели я все-таки могла – пусть даже неосознанно – причинить зло хорошему человеку? Неужели мое подсознание способно для достижения своих целей травить замечательного парня? Неужели я посмела откалывать такие подлые штучки? Нет, нет и нет! Я не могла в это поверить.

Но раз это не я, мне надо узнать – кто. Узнать – хотя бы даже для того, чтобы оправдать саму себя. Выведать – не для того, чтобы установить справедливость, а чтобы не мучиться угрызениями совести. Особенно в отношении любимого человека.