Оракул - Арина Веста Страница 75

В бесконечной ночи я внезапно прозрел…

С. Яшин

Если боги хотят покарать грешника, они в первую очередь лишают его разума. То же случается и с более крупными общественными организмами и даже мощными и законспирированными силовыми центрами. Пока на одном конце Москвы полыхала и ухала взрывами девятиэтажная коробка «Гидры», остальные щупальца Мерцаловского спрута тряслись в конвульсиях. Набор из четырех простых цифр, которые ровно двадцать два раза умудрилась ввести в компьютер заблудившаяся провинциалка, произвели что-то вроде трепанации и взломали электронную защиту мозга корпорации, сделав его доступным и беззащитным. Сверхнадежный компьютер внезапно завис и перепутал все команды. Системный сбой в последнюю в году ночь обернулся крахом и финансовым апокалипсисом великой игровой империи. В эту ночь все игроки, заглянувшие на огонек в мерцаловские казино, ушли с гигантскими выигрышами, до дна вычерпав все мерцаловские закрома. Да и могло ли быть иначе, если за плечами девушки, бросившей вызов «Фортуне», было само Копье Судьбы: обладающий им не проиграет ни одной битвы! Деньги оказались слишком иллюзорным признаком власти. А конец иллюзий для большинства живущих на Земле означает смерть. Что за неприятное слово, словно все уже смерили, пересчитали и решили за тебя. «Мэне, мэне, тэкел упарсин» — (Исчислено царство твое!) — это огненное предупреждение портило настроение власть имущих еще со времен правителя Валтасара, и Рем Яхинович все сильнее ощущал жестокую власть числа над своей жизнью. В эту ночь его финансовые активы упали до нуля, но еще оставалась заветная жемчужинка, сияющая на пояске ночной столицы, как драгоценная пряжка, — его новый роскошный аквапарк.

Сообщение о гибели игорной империи застало Рема Мерцалова на теплом, подсвеченном кварцевым солнцем пляже его аквапарка. Новогодняя ночь в «Тортиле» выдалась тропически жаркой. Сегодня здесь оказались только свои: лучшие люди Москвы, слуги народа и целый сонм их обслуги, и этот последний в истории мерцаловской империи праздник походил на страшный пир во время чумы.

Ни Садко в гостях у морского царя, ни дядька Черномор, ни даже Посейдон не ведали подобной роскоши. Огромный бассейн, наполненный розовым шампанским, светился изнутри. Вокруг плавучей эстрады вились хороводом дочери и внучки «морского царя». К полуночи плавающие кораблики с черной икрой и плотики с шампанским оказались перевернутыми, а молоденькие русалки с головы до хвостовых плавников вымазаны сливками и шоколадом. Дрессированные морские котики, объевшиеся рыбы из рук посетителей, валялись на спинах и похлопывали себя ластами по животу, требуя все новых удовольствий. Прозрачная ванна дельфинария была установлена выше уровня бассейна и аттракционов, так что его обитатели могли наблюдать всю оргию от начала до конца. Касатки и дельфины, эти «люди моря», в ужасе прятали своих детенышей, чтобы те сохранили хоть подобие уважения к человеку. Дабы немного взбодрить пресыщенные нервы, было объявлено явление Уреуса: разумного существа из древней расы русалоидов.

Человека-рептилию приволокли на цепях, пристегнутых к ошейнику, и, чтобы зрителям было лучше видно, приковали к двум соседним опорам, поддерживающим купол аквапарка. Вокруг Уреуса пернатым змеем закружились танцовщицы японского варьете. Распятый на цепях гигант обвел тяжелым взглядом чашу аквапарка.

Огромная анаконда и впрямь походила на человека. Внезапно тело змея вздрогнуло, изогнулось знаком вопроса, словно чудовище пыталось выскользнуть из ошейника. Казалось, что огромный змей танцует под дудочку факира. В его конвульсиях и резких пасах читались проснувшаяся страсть и ликованье, и даже нежность. Где-то наверху, почти под куполом аквапарка, жалобно, едва слышно, пела дудочка, скулила, как заблудившийся щенок. Тонкий, плачущий звук тонул в восторженном гомоне. Но змей услышал этот зов и, мучительно извиваясь, завертел скованной головой. Этот смутно знакомый голос звал его в прошлое, и вдруг на верхних рядах, рядом со служебной лестницей он увидел ее.

Она была все та же: легкая, белокурая, похожая на испуганную лань. Точь-в-точь такая, как под яблоней в замке Альтайн. Она легко, невесомо держала у губ золотую дудочку, но мелодия тонула в гвалте толпы. Но он уже знал, что сейчас произойдет: одно слабое движение воздуха и тонкий, плачущий звук коснется его замершей кожи и просочится внутрь. Не сводя с девушки голубых глаз, змей потянулся к ней, натягивая цепи.

Внезапная тьма накрыла арену. За спиной у девушки, напротив магниевого прожектора, появилась гигантская тень, и змей мгновенно узнал этот силуэт.

Похититель кристалла бежал к ней по закрепленной вдоль кольцевой опоры аварийной лестнице-трапу. Змей рванулся наперерез, и в его давно онемевшей глотке родился глухой почти человеческий вопль. Звук дудочки стал неразличим в испуганном реве толпы, но он услышал его каждой своей клеткой, всей своей всколыхнувшейся памятью. Ломая алюминиевые стяжки-трубы, он полз к ней с последним ревнивым безумием.

Туго натянутые цепи дрогнули. По аквапарку пробежал сухой треск. Опоры переломились в основании и начали медленно крениться в стороны. Разноцветный купол дрогнул, по бетонным столбам, удерживающим «подвешенный» купол, растеклись извилистые трещины. Крыша, разделенная на выпуклые сегменты и впрямь похожая на панцирь гигантской черепахи из цветного стекла и пластика, поползла вниз и сложилась в несколько раз, увлекая за собой хрупкие стены.